Но у самого сложного лабиринта есть выход. Нашёлся он и здесь.
Поднатужившись, Зяма откатил в сторону ворота, сквозь которые мог бы пройти, не нагибаясь, бронеголем Йормланда. А когда подельники вошли внутрь – Зузан невольно отвесил челюсть. Окажись за дверью взаправдашний бронеголем, он не удивился бы ни капли: ходячая махиния смерти как раз вписалась бы в обстановку!
Потому что за воротами ждала этакая смесь музея и арсенала. В просторном подземном ангаре, тускло озарённом падавшими сверху косыми лучами света (даже не оконца под потолком, чтоб никто не подглядел – видать, световые скважины с поверхности, по гномьим технологиям!), было собрано столько оружия, что хватило бы на целую армию. От древних бронзовых пушек – инрогов и «соколков», угрожающе выставивших рыла стволов из полумрака дальнего угла – до новых винтовок, украшавших пробковые стенды! Револьверы ящиками, ножи связками, патроны насыпом! Ручные бомбы – в ящиках из-под апельсинов! Связки динамитных шашек!
Зузан оглядывался, потрясённый. Из всех экспонатов больше всего его поразили два доспеха по бокам от входа. Слева боевые латы дикопольского орка – сплошь из ремней, волосяных шнурков и полированных деревянных пластин, украшенных резными чудищами, зверями и духами: личина шлема угрожающе скалилась рожей демона, в кожаной рукавице была зажата совня с изогнутым наконечником. Справа – полный доспех йормландского тяжёлого штурмовика, воронёная сталь и матово-чёрные пластины драгоценной карбоновой брони, лупоглазое рыло противогаза под железной каской, а в перчатках – винтовка с примкнутым штыком. Этакая экспозиция прошлого и будущего войны!
В довершение триумфальной картины, с потолочных балок свисало несколько знамён. Аранийское чёрное с белым восьмиконечным крестом; чёрно-бело-красный стяг Йормланда; русский триколор из белой, жёлтой и чёрной полос… Создавалось впечатление, что хозяин склада единолично воевал с половиной континента – и вышел победителем, да ещё и нагрёб трофеев.
– Ух, ёб! – только и сумел произнести восхищенный Бомба.
– Поддерживаю, – буркнул Пианист.
Зяма же, как и пристало радушному хозяину, ухмыльнулся и начал рассказ о содержимом застенной сокровищницы:
– Вот, брандскугели есть к полуфунтовому морскому орудию. Для поджога парусников, сараев и прочего сухого дерева. Срабатывают с вероятностью «пятьдесят на пятьдесят».
– В смысле, один из двух?
– В смысле, то взрываются, то не взрываются!
– Помилуйте, мильпанове! – поразился Зузан. – Какие брандскугели, из чего нам ими стрелять-то?
– Много из чего, – оживился Зяма. – Богатейший выбор разнокалиберных товаров, пан… э-э?
– Зузан Чапутов, вольный сапёр и подрывник, – представил взрывника Раймунд. – Зузан, прости, что сразу не познакомил. Это Самуил Воловиц, он же Зяма, он же Питончик: наш самый главный спец по разнокалиберным товарам, если ты понимаешь, о чём я.
– Взрывник! – расцвёл Зяма. – О-о, пан Чапутов, я таки имею предчувствие до того, что мы с вами задружимся самыми близкими друзьями! Наш век измельчал, и калибр вместе с ним: сейчас все стремятся раздобыть пистолет поменьше, чтоб в кармане спрятать сподручней – и немного тех, кто имеет вдохновенную душу художника, для оценить величественную красоту хорошего взрыва!
– Но, дык… брандскугели же! – пробормотал сконфуженный Зузан. – Это ж позапрошлый век.
– Именно, поэтому старинные пушечки мы держим для коллекционеров, – Питончик любовно постучал костяшками пальцев по глухо зазвеневшему металлу ствола, подёрнутому зелёной патиной. – А когда-то за этими голосистыми красотками было последнее слово в международной политике! Вот, извольте видеть, какая красавица: «Аликорн», кормовое орудие с личного Его высочества принца Помфри семипушечного шлюпа «Гармония»! Да-да, того самого, который Верзандия захватила в боях с аранийским Королевским Флотом и триумфально провезла по улицам столицы! – Зяма сделал эффектную паузу, оценивая, слышал ли кто из присутствующих эту историю.
– Ну, может, и не то самое орудие, конечно. Но одной мануфактуры, уж это верно! А вот остальные шесть пушечек – всамделишные орудия с «Гармонии», их ещё век назад перекупили по случаю. Верзандийский Морской Музей тогда от кризиса и нищеты распродал экспонаты, и шлюп в нём теперь с муляжами стоит. Все орудия именные: «Сумрачная Искра», «Драгоценность», «Яблочный Джек» – была такая причуда у канониров, ядра «яблочками» называть… – каждое название Зяма сопровождал щелчком по очередной пушке в ряду. – Все отлиты Шиннанской мануфактурой, и каждая с личным девизом принца, извольте поглядеть!
– «Фрин… френ…» – нагнувшись, прочёл по складам Зузан, силясь разобрать отлитые на бронзе слова. – «Френд… шип…». Дружеский корабль, что ли?
– «Дружба есмь чудо, дарованное Господом – и да хранят же бронза и булат дружбу промеж народами!» – взглянув краем глаза, перевёл Рене. Зузан поглядел на приятеля с глубоким уважением.
– Познавательнейшая лекция, Зяма, – признал Пианист. – Но нам бы что-то такое, что можно за пазуху спрятать, или за спину повесить, на худой конец.
– О, так бы сразу и сказали! Есть новейшая модель крупнокалиберной винтовки с оптическим прицелом последнего усовершенствованного образца. За сто сорок шагов муху бьёт без промаха! Если хотите скорострельную, то могу предложить отличный образец: магазин на тридцать шесть патронов, сошки для стрельбы с упора! Из пистолетов есть несколько новинок, с мейнингенских мануфактур: «Бурбон», «Тайфун», «Топсик»…
– Помилуй, Зяма, да у тебя тут целую армию вооружить можно! Вот это что у нас?
– При всей нашей чудесной дружбе, таки ещё не у вас, а у меня – пока я не увижу цвет ваших денег… Револьвер Галана, флотская модель. Извини, сегодня один – очень быстро разбирают. Но есть «северные», если что.
– А чего зелёные?
– Потому что из бронзы. Для полярных экспедиций делали. Мне дюжина случайно перепала.
– Ух ты… Два винта открутить и штифт выдавить…
– Бомба, не паясничай. Что ещё? Это то, о чем я думаю?
– Именно. «Срам», как говорят русские егеря. В отличие от вашей железки, настоящий. И новые обтюраторы в трубке братьев Максимов. Готов уступить со скидкой!
– А с чего такая щедрость?
– Нарезы сильно изношены, стреляли из него много. Но в рамке трещин нет, в руках не взорвется. Не должен, во всяком случае. А что ствол ношеный – так для комнатных дистанций точности хватит. Если совсем паршиво с бюджетом, могу за совсем немножко ваших денег сделать «специальное предложение от Воловица». Как говорят в Новом Свете, «Нищеброд эдишен»! – Зяма лихо подкинул в ладони страхолюдного вида револьвер. – Шпилечный револьвер «двойного действия». Нет, спусковой механизм-то вполне себе одинарного, и курок надо взводить перед каждым выстрелом, зато, если уронить с высоты выше уровня пояса, или швырнуть с размаху – происходит выстрел из всех камор разом!
– Мушка, я смотрю, спилена загодя. Питончик, а ты его после предыдущего владельца хорошо отшкрябал? Или нужно протереть хлоркой?
– Шо за распущенная молодежь, вэйз мир! И обрезы хотят показать, и про всякие гадости вспоминают… Мушка убрана, чтоб при извлечении… Из кармана, пошлая твоя китобойская харя!.. одежду не порвать!
– Понятна-а… А спусковой крючок что – как на «велодоге», скрытый?
– А его таки вовсе нету. Могу восстановить. А так... Предыдущий владелец под себя дорабатывал – крючок жать не надо, тупо выхватить из кармана и от пояса ладонью второй руки курок дёрнуть и отпустить. Повторить пять раз. Перезарядить.
– И что с тем ганфайтером стало? Из кармана достать не успел? Или отстрелил содержимое трусов?
– Не столь романтично, увы. Пьяным заснул на спине и захлебнулся блевотиной. Собутыльники мне револьвер и продали – на похороны и выпивку собирали… Впрочем, чего это я навязываюсь? Выбирайте! – усмехнулся Зяма, глядя на Бомбу, потрясённого до глубины души.
Взрывник, впрочем, к стеллажу с проводами не побежал. Он аккуратно закрыл рот, вытер слюну. Ущипнул себя сквозь штанину. Повернулся к владельцу и совершенно спокойным голосом спросил:
– Слушай, а откуда всё это?
– Эхо войны, – хмыкнул Зяма.
– Какой войны? – оценив разнообразие трофеев, Зузан представил себе войну, на которой сражались бы солдаты всех эпох и стран – и аж вострепетал в душе от ужасающего величия картины.
– А всякой! – развёл руками Зяма. – Какая разница, в принципе?
– Война никогда не меняется, – величественно-мрачным тоном сообщил Вуглускр, взвешивая в руках барабанную винтовку. Прозвучало как цитата, хотя ничего подобного Зузан с его небогатым образованием раньше не слыхал.
– Именно, месье Вуглускр! Точнее и не скажешь. Как говорил мой прадедушка, цаддик Шафаревич, война, по всей земле бродит, в разные флаги и мундиры рядится – да только следы за ней всегда одинаково кровавые… Ты, это, не теряйся. Выбирай по душе. Раймунд сказал, что всё схвачено, деньги есть. Ведь у тебя есть деньги, Раймунд?
Пианист, до этого крутивший в руках странного вида револьвер, обернулся. Револьвер куда-то мигом запропастился.
– У меня есть кое-что намного лучше денег, друг мой!
– Казначейские клише, десять бочек разноцветной краски и тонна бумаги?
– Ты слишком банально подходишь к вопросу.
– Да? И что же ты имеешь мне предложить за это? – Зяма указал на Вуглускра и Дофина, лихорадочно набивающих уже второй мешок.
– Я тебя с нами позову. Ты же не откажешься, а, Питончик?
*****
За спиной у Зямы Питончика – парад.
Чеканят шаг колонны. Сверкают эполеты, аксельбанты, сияют лица; взлетают руки к козырькам фуражек единым приветствием. Полощутся на ветру знамёна, бурлит море толпы, летят под ноги солдат и под копыта коней на брусчатку букеты цветов. Гремит оркестр солнечной, победной медью. Слава! Слава!..
А во главе парада – он. Не Зяма, не Питончик – Самуил Воловиц! В маршальском белом мундире, золотом шитом, при сабле на перевязи, верхом на белом коне, а в руке золочёный жезл. Приветствует колонны величавым жестом, салютует толпе, а потом трогает поводья, разворачивая коня.
И скачет навстречу другому маршалу. Тому, что на коне чёрном.