< За 40 дней до…>
– Нет, – сказал Король. – Совсем нет. Категорически нет.
Женевьева поджала губы. Пока они шли сюда и поднимались по многочисленным лестницам, она успела продумать план в деталях – и то, как Король его отверг, даже не дослушав, несколько покоробило. Прямо как мокрыми пальцами по стеклу…
Они сидели на крыше, спрятавшись от посторонних взглядов за кирпичной трубой. Трубу не перекладывали с момента постройки – раствор вымыло, и некоторые кирпичи можно было вытащить без особых усилий. За такую и вязаться страшно. Нагрузишь, она и поползет за тобой до самого края. И сорвешься, и завалит сразу. С другой стороны - удобно. И мороки с похоронами меньше. Раз, и все готово. Приноси цветы и платок, вытирать зареванную харю.
Внизу, по ту сторону узкой улицы, раскинулся выложенный брусчаткой двор, обнесённый высокой стеной с топорщащимися поверху острыми пиками, перевитыми несколькими рядами колючей проволоки. За стеной сгрудились серые здания с зарешеченными окнами, над которыми в лучах рассветного солнца лениво трепыхались флаги.
– Почему нет? – не дождавшись уточнений, спросила Женевьева.
– Потому что это никудышный план, Дженет, – спокойно пояснил Король. – Мы не будем угонять бронеход у жандармов.
– Но, но ведь…! – не найдя слов, девушка простёрла перед собой руки. – Но вот же они, как на ладони! Выбирай любой!
На заднем дворе, как гвардейцы на плацу, замерли несколько двуногих машин. Жандармские големы-шагоходы походили на уродливых цыплят: на выгнутых коленями назад лапах с растопыренными опорами, с горбом машинного отсека и клювовидным выступом кабины с прорезями бойниц, над которым выпирало короткое и широкое рыло бомбомёта. Броню големов украшал халлисианский герб – лазоревый щит с тремя пчёлами над золотой лилией.
– В смысле, всё ведь так удачно складывается! – жарко заговорила Женевьева. – Я этот дом присмотрела ещё пару месяцев назад, мы на соседнем окна мыли: вплотную к участку стоит, при желании с крыши через забор перемахнуть – плёвое дело. Маятником! Разгонюсь, меня туда как из катапульты закинет! А там заводим голема, выносим ворота – и вперёд!
– Куда “вперёд”? – уточнил Король.
– Ну… Штурмовать логово Канальи, ясное дело! А то чего он!
– Ага. И как?
– То есть?
– Ну, для начала – кто поведёт голема?
– Эм… Ты? Ты же умеешь! – смешалась Женевьева. Девушка почувствовала, что в её безукоризненном плане наметился какой-то недостаток, но сдавать позиции вот так сразу не хотела. Да и какой недостаток мог появиться в столь шикарном плане?! Невозможно!
Кароль Румпельштильцхен, широко известный в узких кругах под прозвищем «Король», ответил Женевьеве многозначительным взглядом, перекатывая во рту жевательную смолку. Невысокий, бритый наголо крепыш средних лет с расплющенным носом завзятого боксера и маленькими глазками под светлыми бровями, он больше походил на добродушного йормского или мейнингенского бюргера, завсегдатая пивнушки… И только руки выдавали – грубые и мозолистые, с въевшейся мазутной чернотой, стёсанными ногтями и сбитыми костяшками. Руки механика-водителя. Армейского – татуировка на тыльной стороне правой кисти не свелась до конца: волчья голова с солнцем в пасти. Эмблема йормландского Шестого тяжёлого панцер-гренадерского полка «Фенрир».
– Дженет, – промолвил Король. – Майне кляйне…
– Нет. Не-не-не! Не говори так!..
– …Майне кляйне либе пупхен, – бесстрастно продолжил йормландец. – Позволь мне объяснить тебе, почему это плохой план!
– А-а-а, ненавижу, когда ты меня так называешь! – Женевьева рассерженно застучала кулаками по черепице.
– Для начала – проникновение на территорию! Забудем, что ты у нас девочка-белочка и с крыши на крышу только так сигаешь, а старый дядюшка Король для таких кунштюков не приспособлен, модель не та, хе-хе! И сам тяжелый, и высоты боится. Глупый жирный старикан! Допустим, мы перелезли через проволоку и не остались висеть на пиках. Даже положим, что собачки нам ничего не откусили...
– Какие собачки?
– А во-он те, – Король указал толстым пальцем на проход меж двух безобразных домиков. Коротколапая, тупомордая псина, больше похожая на кабана, комок мускулов в грязно-серой шкуре, трусила по плацу между шагоходов. Остановившись у ноги голема, она принюхалась и задрала на опору лапу.
– Штейнграу. Мейнингенская порода, для сторожей и тюремщиков. Ты ещё, может, успеешь на ограду взлететь – полюбуешься оттуда, как меня эти милые пёсики на кружева распускают. Потом проблюешься и поймешь, какой у тебя был неправильный план. С маленьким опозданием.
– Но…
– Ладно, – продолжил механик, – предположим, мы в шагоход забрались, и псы нам не страшны. Отвлеклись на кошку, отравились несвежим мясом... Не сомневаюсь, что жандармы вежливо подождут минут двадцать-тридцать, пока мы раскочегарим котёл и давление в поршни нагоним. Но позволь узнать, чем ты ворота выносить собралась?
– Э-э…
– Из бомбомёта, полагаю? Дженет, даже если бы голем был заранее заправлен боеприпасами – так-то они в оружейной комнате хранятся и снаряжаются перед выходом – это же полиция! У них только газовые и ослепляющие бомбы.
– А если просто так?..
– С разбегу, то есть? Браво, майн либе айхёнхен; это белочка, чтоб ты знала, а не то, что я думаю про тебя. У этой бедулины где-нибудь таран видишь? Вот и правильно делаешь, что не видишь. Нет у неё тарана. Если с разбегу в ворота врежемся – с воротами ничего не сделается, а вот нам конец: паропроводы рванут, и останется от нас куча обваренных ошмётков. Полицейские броневики нужны для разгона толпы, а не для штурма зданий: на штурм троллей гонят, с таранами и кувалдами. Они и незаметнее в качестве мишеней, и мобильней, а главное, дешевле… Да, и ещё, обычно полицейские модели от угона оборудуются кодами зажигания. Пять-шесть циферок, которые надо угадать. Хочешь знать, сколько всего комбинаций из шести цифр?
– Не хочу, – сердито буркнула Женевьева.
– Пятьсот тридцать одна тысяча четыреста сорок один, – Король помолчал. – Ну и, наконец, я не уверен, что справился бы. Я же всю жизнь на по армейских служил, а у жандармов свои модели. Управление похожее, но другое. Мало ли что не так пойдёт.
Девушка обхватила колени руками и нахохлилась, как птичка. Король выплюнул изжёванную смолку в ладонь, скатал в шарик и тщательно залепил в щель под черепичину, украшенную затейливым клеймом фирмы «Собянни» – запрокинувшим голову, стремительно бегущим оленем.
– Извини, – наконец вздохнула Женевьева. - Я подумала не головой.
– Да ладно, чего ты! План-то, в принципе, хороший… для книжки. Или там синемы: вот ты обижаешься, когда я с тобой и Раймундом в синематограф идти не хочу. А мне поперёк горла всю эту ерунду смотреть, когда у них храбрый панцерник на големе через окопы прыгает, как на болоте по кочкам, или с разбегу на стену взбирается… Это на двухбашенном «Йотуне»-то! – йормландец длинно сплюнул.
– Ага, всё же ходил в синему? – усмехнулась девушка, толкнув панцерника локтём. Тот лишь хмыкнул, разворачивая обёртку нового катышка смолки. Король не курил, и в компании курящих морщил нос – аргументируя тем, что и без того «дыхалку дымом прокоптил» на службе… Зато жевал вальдекскую лакричную смолку-жвачку «Чёрный Йохан». По пачке в день.
– Значит, никак, – промолвила Женевьева, задумчиво разглядывая жандармские машины. – Никак…
Король успел разжевать очередной шарик, прежде чем на губах девушки проступила улыбка. Та особая, заставляющая любого женатого человека навострить уши: древний, как сам род людской, симптом того, что дражайшая половина чего-то задумала. Как правило, нехорошее.
– Скажи, Король. А строительных големов ты водить умеешь?
– Уже теплее, – одобрительно кивнул панцерник. – На стройголемах как раз и учатся. Какая модель?
– Ну, жёлтая такая… Две лапы-захвата, моторный отсек горбом, слева выше, чем справа! И по бокам кабины решётки такие, как жабры…
– Полукруглые? Ага. «Талос-семнадцать», восемьдесят второго года модель. Ну-ка, продолжай!..
*****
«Монсион», заложенный в 1891 году, по праву являлся одним из высочайших и красивейших зданий столицы, и заочно был признан «домом грядущего века». Величественный небоскрёб, выполненный в модном нео-ретрогномьем стиле, возносился над окружающими кварталами на целых шестнадцать этажей, пронизанных шахтами паровых лифтов. Подземные ярусы скрывали гаражи для локомобилей, а на широкой крыше, меж угловых башенок, в окружении зелёных садов приютились роскошные особняки-пентхаусы, ласточкины гнёзда элитнейших жильцов…
Именно таким небоскрёб был изображён на громадном (и уже порядком выгоревшем) жестяном щите у ворот стройки. Само же недостроенное здание за оградой, оплетённое ажурными лесами и окружённое строительной техникой, поднималось всего лишь на шесть этажей – и в своей ущербной, незавершённой наготе походило скорее на руины улья, над которым в циничной форме надругался пьяный медведь. Строительство «Монсиона» два года назад началось бодро, с помпой, фанфарами и торжественными речами: но очень скоро корабль мечты налетел на риф финансового кризиса. На сегодняшний день небоскрёб перешёл в разряд долгостроев: время от времени строительство судорожно возобновляли, сгоняя на стройку рабочих и машины (и выгоняя с пустующих этажей грязных клошаров, успевших занять бесплатную жилплощадь) – чтобы потом, разворовав средства, с чистой совестью вновь заморозить стройку.
– Значит, вот где ты работаешь, – промолвил Король, задумчиво разглядывая картинку на щите и сличая её с удручающей натурой. – И что же ты строишь?
– Я? – взглянула на него Женевьева. – Кто как, а я пытаюсь построить семью!
– Ты ж понимаешь, про что я, – усмехнулся мехвод.
– Ну, это вроде как элитный жилой дом. По крайней мере, обещали. Потом вроде как передумали и собрались деловой центр строить, потом снова переиграли… Наше дело маленькое, упряжь на пояс, шпатель в зубы – и полезла! – девушка вздохнула. – Чует моё сердце, кончится тем, что это всё под шумок взорвут, а потом объявят, что была утечка газа.
– Дай наводку этому вашему Зузану, про которого ты рассказывала, а оплату пополам – вот и не останешься без денег, – пошутил Король. – Ладно. Значит, будем думать, как добыть голема.
– А чего тут думать? – завелась было Жен. – Я уже всё придумала, пока мы шли! Водитель голема, Янош, постоянно на мою задницу заглядывается, когда думает, что я не вижу: а я-то вижу!.. Значит, я к нему подойду, сделаю вид, будто вся такая уже готовая, заманю его в кабину – а ты там заранее спрячешься, и гаечным ключом его по темечку… ай!
Это Король, приподнявшись на цыпочках, поймал рослую девушку за ухо. Жен болезненно сморщилась.
– Майне кляйне пупхен, завязывай со своими грошовыми романчиками, – с улыбкой посоветовал йормландец. – Вечно ты всё усложняешь, когда можно сделать намного проще. Иди за мной, смотри и учись!
*****
«…День с самого утра не задался. Вот как глаза раскрыл, так несчастья и начались! Вот прямо будто сглазили самым черным из всех сглазов! Нет, нет, вы не подумайте! Никаких суеверий! И на всех службах, от и до! И на исповеди, и вообще!
Ну так вот, про невезенье… Не интересно? Ну, ладно! Ведь с него все началось! И жена ругалась, за что, что вчера самую малость перебрал, и голова раскалывалась, и пиво, на утро оставленное, разбил, когда блевать потянуло спросонья…
А потом до работы еле добрался. На первый трамвай опоздал, во второй втиснуться не смог. Что тут скажешь?
И мастер про опоздание узнал, ребята не прикрыли. А ведь друзья! Сволочи, а не друзья! Я-то их всегда выручал! И до получки десятку одолжить, и мастеру сказать, что на месте, вот только что тут был, отошел, наверное. А они?!
И так целый день! То одна беда, то вторая, то третья!
Только к самому вечеру вроде просвет в тучах появился. Подошёл товарищ – сказал, что есть ребята, которым шагоход нужен. Нет, что вы, не навсегда! Так, небольшая подработка на полчаса, час. Сказали, пару балок поднять надо на второй этаж. А то у них на лебедке генератор полетел и с тросом что-то не то. То ли рвется, то ли мотается не так.
Что за ребята? Да обычные. Местные, конечно. На вид.
А что за товарищ? Так вон, Лепелье Жан. Я у него потом спрашивал, он сказал, что его у ворот площадки встретили. Нет, понятно, что вы сами ещё раз спросите! Я все понимаю! Не первый раз! Что?.. Нет, нет, нет! Ни разу! Я же верующий! Свидетелем четыре раза был. И два раза оговаривали! А, вы про те три года? Это как раз оговорили. Меня в тот день там и близко не было. Темень такая стояла, никто не разглядел бы!
Дальше? Ну выгнал я шагоход за площадку, отогнал к Пингвиньему кварталу. «Пингвиний»? Ну да, здесь, за углом. А вы не знали разве? В честь статуи! Если сбоку смотреть – ну, точно, пингвин. Да вы что?! Как это, «оскорбление исторической памяти»? Не знал! Молчу! То есть не молчу, конечно!
Ну так я сюда его пригнал, встал вон там вот! А этот и говорит, давай выпьем, пока ребята не подошли. Ты же профессионал, говорит, ты же можешь работать в любом состоянии?
Кто «этот»? Да я ж откуда знаю? Это у Жана спросите. А выглядел как… да обычно выглядел. Крепкий такой, низенький, как полугном. Налысо брит ещё. Ну, выговор у него был такой… не местный. Какой? Даже и не скажу, господа хорошие. Вот точно не урханский и не ливонский, это верно: я сам-то из Мальванского господарства, это в Дымбовицком княжестве – мы с литвинами соседи, их я верно знаю! А так… не скажу.
А? Ну, короче, выпить предложил: за успех работы, такскать. А что я? Выпил, конечно. Но совсем капельку! На палец, от силы!
А потом? А потом… эти выскочили! Здоровенные, поперёк себя шире! Морды зверские! С ножами! Русские, конечно. Почему? Ну, кто ещё такой здоровый может быть? Медведя? Нет, не видел. Они его, наверно, за углом прятали. Ну да, шпионы… Только не шпионы, простите, а разведчики. Русские за «шпионов» обижаются сильно. Откуда знаю? Слышал. Где? Так в «Потрёпанном Трепанге». Ну да, в котором газ рванул! Вот-вот! Там про русских такое обидное сказали!
А я что? Руки в гору, ясное дело. Куда мне против таких! Да, заставили выпить всю бутылку. Прям в горло заливали. И пивом, пивом потом запить приказали. А я что? Выпил, конечно. А вдруг медведь из-за кустов выйдет!..»
…Усталый жандарм, дописал протокол, вывел заключительное «С моих слов записано верно, мною прочитано», подал потерпевшему. Тот вывел дрожащей рукой закорюку подписи.
– Что ж, сержант Халлуа, – промолвил инспектор Жак-Батист Клузо, пожилой офицер с седеющими висками под форменным кепи и щёточкой усов. Всё это время он молча выслушивал похмельную исповедь, пока подчинённый старательно конспектировал. – Объявляем в розыск угнанного строительного голема модели… какой? «Талос-семнадцать». Серийный номер, особые приметы?..
Ещё один «глухарь» на мою седую голову, мрачно подумал инспектор, глядя на то, как в закатных лучах, пробивавшихся сквозь щелястые стены времянки, пляшут пылинки. Ищи теперь этого голема! Таких старичков-трудяг в столице не меньше пары тысяч. От местных олухов толковых показаний не добьёшься – раз уж они умудрились проворонить, как у них из-под носа увели многотонную паровую махину! Ладно… Всё лучше, чем стоять в оцеплениях – будь проклят этот грядущий митинг железнодорожников, про который только и разговоров в участке. Без крови не обойдётся, чует мой старый нос!..
Книга в сборе