Тут видят, учаг бежит. Прямо по льдинам. А за тем оленем - упряжка гонится. В нарте человек стоит, и в оленя из лука стреляет! Раз! Два! А стрелы все мимо летят. То ли устал человек, то ли руки не из плеч.
Учаг к унакам свернул. Бежит, рогами трясет. И прямо на унаков.
Пробежал, копытом чайник уронил. Весь кипяток разлил, и костер погас!
И тут же охотник на нарте катится. Его олени весь стан растоптали, унаков рогами чуть не покололи! Чайник пробили, котел опрокинули!
Схватились унаки за копья, а поздно! Наказал беспечного ездока Кутх. Нарты подпрыгнули, шею сломал. Лежит, умирает. Сипит что-то. Умер.
Обругали унаки мертвого, сапоги сняли, камлейку стащили, шапку себе забрали. На поясе у него два ножа железных, в нарте котел новый, медный - аж блестит. Оленей выпрягли.
Тут учаг-беглец подходит. В крови весь. Две стрелы из бока торчат - а ведь попадал тот, что под кустом голый лежит! ну и пусть лежит, решили унаки. Не обувать же мертвеца снова. А сапоги хорошие, почти не ношенные. Самим пригодятся. А чтобы мертвец не встал, за окном не вопил, сухожилия ему порезали.
Хотели оленя добить, даже нож достали. А потом пожалели.
- Пусть его, - решили, - раз от такого богатого человека убегал, за ним еще люди придут. Шелковыми портянками ноги обмотаем. С собой заберем!
Забрали раненого оленя с собой. Привели в лагерь. К другим оленям поставили, в загон.
Утром приходят - страшно стало. Будто дюжина росомах тонких грибов обожралась и к оленям прокралась. Все в крови, кишках. А один олень стоит. Костью хрустит. Улыбается. И на унаков смотрит. Как на свежатину.
Чувствуют унаки, пахнет нехорошо. И в штанах потяжелело. Один, Макринин зовут, за лук схватился. Три стрелы в оленя всадил. Второй, Чалдун копьем в глаз оборотню ткнул. А тот подпрыгнул, через загородку сиганул, и сбежал. И даже следа из него нет, словно и не попали охотники.
Стоят Чалдун и Макринин среди загона.
- Намотали, - Чалдун говорит, - шелковые портянки, ага. На шею сами себе! Теперь штаны новые нужны. В этих к медведю не подойди, засмеет.
- Обмотались прямо, - отвечает Макринин. И бороду стрелой чешет.
Сказали другим - росомаха бешеная была. Унаки поверили, не стали следы смотреть. Землей кровь закидали, да решили уходить отсюда.
К берегу подходят. А там Беннин бегает, топором байдары рубит. Раз! Два!
Бегут к нему унаки, кричат. А тот улыбается, пену со рта вытирает и топором машет. Кинулись все вместе, топор забрали, руки скрутили.
Тут шаман прибежал. Блархар шамана зовут.
Посмотрел все вокруг, головой покачал.
Спрашивают унаки, что вообще такое это, что за уньршк такой коварный, да глупый в Беннина вселился?! Три байдары изрубил! Как теперь домой добираться?
- Не знаю, - отвечает им шаман. - Первый раз такое вижу. Надо тонких грибов поесть, у сэвэнов спросить. Может, духи знают.
Достал две горсти тонких грибов, сжевал. На землю падать начал. Еле охотники его поймать успели. А то упал бы, нос расшиб.
Полежал шаман, в небо посмотрел. Поднялся. На унаков глянул.
- Духи про такого хитрого уньршк знают! Показали два виденья, запись на бересте...
- И что, - Макринин спрашивает, - и что ты в тех видениях видел?
- Тебя видел. Только борода у тебя там хорошая, как у нюча. Себя видел. Чалдуна видел. Всех охотников видел.
- И для того все тонкие грибы съел?! Мог по сторонам посмотреть!
- А для кого их хранить, для уньршк, что ли?!
- Мог и поделиться.
- Мне нужнее!
Шаман иголку достал, в связанного ткнул. Потом каплю крови в костер швырнул. Капля завизжала, как живая! Боязно унакам стало. А Беннина корежить стало, как с похмелья, только сильнее! Будто пиво дохлой китятиной закусывал.
- В огонь его кидайте, - кричит шаман. - Не унак это больше! Тварь это! Хуже любого уньршк! Всех съест! Во всех превратится!
Не поняли сперва унаки, а потом поняли. Страшно Беннин горел. Кричал, орал. Потом превращаться стал. То в моржа, то в калана, то в оленя, потом опять в охотника...
Посмотрели на это все унаки, и решили, что шаману тонких грибов жалеть не надо. Как попросит - сразу давать. Пусть с духами чаще говорит. Духи-то, оказывается, ему не только голых девок показывают, но и полезное.