Рыжий оглушительно чихнул. Так, что аж уши заложило.
- Тьфу, ты, мать твоя женщина, рыба чешуйчатая...
Арбалетчик поковырялся в ухе толстым пальцем с обкусанным ногтем. Толку ни малейшего, как и ожидалось.
- Заморите вы меня тут, сволочи! До смерти заморите, ебутся медведи под кустом... - бессильно ругнулся толстый наемник. Зажал пальцами нос, попробовал выдохнуть. В ушах вроде стало поспокойнее.
- Ну хоть так... А дальше, само развалится.
Рыжий сел поудобнее, облокотившись на решетку. Мокрое и холодное дерево быстро нагрелось. Арбалетчик попробовал было заснуть, но никак не получалось - холодно. И в брюхе урчит. А сидеть, как дурак, с закрытыми глазами смысла мало. Да и глупо.
Наемник отлепился от решетки - кожа на спине прилипла к дереву, отлипла со смешным звуком - будто рыбу-прилипалу за хвост от акулы оттягивали. Затем, толстяк разгреб грязную солому, лег на живот и начал понемногу отжиматься от пола клетки. Одна польза от полуголодного заточения все же была - две недели назад у него такой фокус не получился бы. А сейчас, прямо красота - брюхо спало, не мешается...
Отфыркиваясь и тяжело дыша, Рыжий отжался раз двадцать, слушая щелчки в локтях. Постоял на дрожащих от напряжения руках. Сдался, плюхнувшись в солому. Зато согрелся! Ненадолго, но все таки... Арбалетчик сел на задницу, снова облокотился на решетку, чувствуя, как болят суставы. Нет, этот холод и сырость определенно его угробят!
Послышалось хлопанье крыльев. На крышу опустилась здоровенная чайка, начала чистить клюв. Рыжий осторожно встал, стараясь не скрипеть. Вдох-выдох... Рука, словно откормленная волосатая змея, метнулась вперед-вверх, ухватила за хвост...
- Да, блядь!!! - завопил Рыжий.
Растопыренные в ужасе крылья не позволяли втащить добычу в клетку. А острый клюв так и колотил, что твой чекан в руках перепуганного кавалериста - за шею не схватишь, получить же дырку в ладони не хотелось.
- Съебись, блядь, в ужасе! - раздосадованный наемник раскрыл ладонь. Чайка тут же ринулась в небо. С размаху врезалась в выступающую балку настила. Свалилась в грязь, вяло задергалась... Рыжий внимательно наблюдал. Наконец, помутнение в птичьей голове малость прошло. И она, ковыляя, убрела в кусты, оставляя на грязи забавный след от потрепанного хвоста - будто рахитичная змея кувыркалась.
- Вот и повеселились... - протянул Рыжий, начал зализывать рану - по руке пернатая скотина все же долбанула. - Расскажи кому, не поверят. Сижу, как жирафа в клетке, чаек за жопы мацаю... Что за предпоследние времена-то, настали, помилуй мя грешнаго, Пантократор незлобливый!
Однакож, то ли просьба прозвучала неодобрительно, то ли милостивый бог испытывал какую-то непонятную приязнь именно к этой пернатой сволочи, но никакого помилования не произошло. Совсем даже наоборот.
Рыжий прислушался. По тропе, которая вела сквозь густой ивняк, топотало превеликое множество народу - навскидку, рыл двадцать-тридцать. Наемник отступил, прижался к решетке. Одна из деревяшек, стоило нажать чуть сильнее, обязательно бы лопнула под напором. Вот только дырка получалась все равно, раза в три меньше, чем надо - не протиснуться! Застрять же на всеобщее посмешище, арбалетчику не хотелось. Опять же, народ тут дикий. Пристроятся сзади, да оприходуют силком.
Арбалетчик стряхнул со штанов солому и перья. Кинул взгляд на кольчугу - увы, стальная шкура стала горкой ржавчины... Да и не натянешь ее быстро.
Если пришли время умирать, то кольчуга не спасет - засыплют стрелами, а то еще и снизу подберутся, копьем ткнут.
Рыжий встал посреди клетки, еще раз отряхнулся и принял самый свой грозный вид, почесывая в паху. Помирать надо так, чтобы еще лет двадцать рассказывали про того урода, которого вдесятером били, а все никак не справлялись. Конечно, помирать Рыжему не хотелось. Так-то, понятно, что бессмертных нет. Но все же, не на безымяном острове, в зассаной клетке! Лучше уж где-нибудь в борделе, на одной постели с десятком радостных шлюх. Или, на худой конец, все в той же постели, без шлюх, но с полусотней плачущих внуков и правнуков...
На поляну перед клеткой начали выходить люди. Разодетые как на праздник! Наемник привык видеть унаков в серых шкурах, лишь самую малость украшенных - издалека мужчину от женщины даже не отличить, настолько сливаются!
Сегодня же, прямо в глазах зарябило! Шапочки, обшитые бахромой и черно-красными лентами, замшевые рубахи, все с той же бахромой, всякими висюльками, узелками, черно-белыми иглами дикобразов, парки - оленьи шкуры снова узелки из красной и белой тесьмы, крест-накрест нашитые полоски... А штаны какие! Рыжий почувствовал прилив яркой как молния ненависти! Уж не его отрепье, протертое во всевозможных местах, прогнившее от сырости, готовое в любой миг лопнуть, выставив на обозрение все - от мужественности, до голой прыщавой жопы...
Штаны... Опять же меховые - наметанный взгляд различал полоски оленя и зайца, снова всякие нашитые аппликации разнообразнейших форм - все больше кресты с кругами, но и ромбики всякие. На бахроме - через каждые пару полосок, привязан клюв какой-то птицы. А в клюве, то ли камешек, то ли зернышко - оттого при каждом шаге раздается легкий стук.
- Мудозвон, мать твою... - ругнулся наемник, продолжая взирать на пришельцев с гордым видом представителя правящего дома, вынужденного находиться в обществе всякого отребья.
Унаки выстроились полукругом. На пленника не пялились - привыкли уже. Так, разве что косые взгляды изредка, неспособные пробить толстую шкуру Рыжего. Выстроившись, начали молиться - ну или просто песни петь. Понимая разговорную речь с пятого на десятое, и то, если медленно говорить, как с несмышленым ребенком или ветераном городской стражи, смысл песнопений наемник разобрать не мог.
Да особо и не намеревался. И так понятно, что к чему! Иначе не привели бы двух обормотов в броне - этакие кирасы, набранные из вертикальных плоских дощечек, связанных меж собою. У обоих на поясах висят топоры - тяжелые, массивные колуны из камня. К обуху одного привязана деревяшка, с грубо вырезанным лицом какого-то демона. Рядом с топорами - длинные дощечки с вырезами - на ножи не похоже, но вряд ли просто украшения... И копья. Короткие, с длинными широкими наконечниками из черно-серого камня, годные и для укола, и для рубки. Похожее копье, разумеется, со стальным “жалом” было у Роша. Он говорил, что такими вооружали городскую стражу в Сивере. Север-Сивера... забавно ведь!
Оба привычных уже шлемах. Один изображает сивуча - усищи, глазищи..! Второй, похоже, что плод греха ворона с китом - длинный клюв, на макушке - султанчик перьев, словно пар из дыхала...
С левого фланга вышел человек. Судя по походке - старик, чьи суставы разучились гнуться. Зато обряженный ярче всех прочих, с короной из четырех оленьих рогов, с бубном, размерами с добрый щит и с погремушкой в виде сказочной птицы. Пробежал перед строем туда-сюда, гремя изо всех сил всем своим вооружением.
Остановился перед клеткой, затянул неразборчиво очередной гимн богам. Унаки, стоящие за спиной шамана его поддержали. Даже оба воина загнусавили из-под своих деревянных шлемов.
К двери клетки подбежали две женщины, завозились с узлами на запоре. Плюнув, срезали. Вытащили запорный крюк...
Шаман закружился, протягивая руки то к небу, то к Рыжему, продолжая орать на одном дыхании - вроде старикашка, а легкие, как меха кузнечные!
- Ну раз зовете, раз уж без папки не можете...
Наемник, согнувшись, выбрался через низкую дверь, спрыгнул на землю - удивительно мягкой показалась, после двух недель в клетке! На миг закружилась голова - сверху было бескрайнее небо, а не настил из неошкуренных бревен, с торчащим мхом-паклей...
- Гууур!!! - закричал шаман, подскочив вплотную. Рыжий напрягся - таким манером и нож в печень - милое дело. И плевать, что каменный или костяной! Острый, главное!
Но напрыгнув, шаман, мимолетно коснулся лица наемника какой-то кисточкой - и откуда только достал?! Тут же отскочил.
Арбалетчик оглушительно чихнул.
И тут же на него кинулись бронелобы, занося копья... Рыжий кинулся им навстречу. В последний миг, нога скользнула по грязи и он кувырнулся под правого, снеся его, будто ядром из катапульты. Прокатились по земле и траве. Наемник поймал шею в захват. Под Рыжим что-то оглушительно хрустело, но он, не обращая внимания на звук, все ломал и ломал противника, чувствуя, как лопаются дощечки и рвутся жилы-привязки под его пальцами.
Над головой свистнуло. Наемник скатился с жертвы, сорвав на прощание с пояса ту самую дырявую дощечку. Большой палец попал в отверстие, как родной. Рыжий вскочил на ноги, тут же чуть не упал от резкой боли в колене - словно стрела попала! Но тут же выровнялся, неловко сжимая “трофей”.
Один из воинов загребал пятками роскошнейших меховых сапог грязь и траву, мелко суча ногами. Второй шел на Рыжего, целя копьем. И что-то яростно вопя.
- Мне твоя мать тоже понравилась! - рыкнул арбалетчик. - И трубу на твоем доме я всю обшатал! И в дымоход насрал! И тебя выебу, ублюдок, мать твою!
Унак кинулся в атаку, размахивая копьем и азартно вопя. Рыжий пятился - парировать деревяшкой удар - бессмыслица. Один из ударом пропорол бок. Наемник от боли и неожиданности шатнулся в сторону. Унак, обрадованный несомненным успехом, взвыл, замахнулся копьем...
Рыжий шагнул в сторону, и с размаху ударил деревяшкой точно “сивучу” по темечку. “Шлем” раскололся на две половины. Унак выронил копье, остановился, точно бык, получивший киянкой по лбу, начал медленно поворачиваться...
Арбалетчик подпрыгнул, и снова хряпнул врага по черепу. Плеснуло красно-серым. Деревяшку, застрявшую в черепе, вырвало из руки падением тела. Умершего еще до земли.
По строю унаков пронесся гул... Этакое предштормовое предупреждение...
Рыжий наклонился к убитому, сорвал с пояса топор. Крутнул в руке скверно сбалансированное, но все же оружие. Повернулся к унакам, скаля зубы.
- Кто храбрый, бляди? У кого башка запасная есть?!
Словно по волшебству, у них в руках объявилось две дюжины луков. И каждая стрела была нацелена в победителя. Местные что-то гомонили. Явно ругательное. Честная игра тут не приветствовалась.
- Так бы сразу и сказали, что драться больше не хотите... - протянул Рыжий и уронил топор себе под ноги.
Шаман затарахтел всеми погремушками сразу, ткнул кривым пальцем в сторону клетки.
- Да полезу я, полезу, - вздохнул наемник. Присел, тщательно вытер руки о доспехи убитого. И неторопливо побрел в свое жилище. На пороге обернулся и ласково улыбнулся местным, которые продолжали держать его на прицеле:
- А ведь я вас всех выебу, ребята, не побрезгую! Рядком лежать будете, рыбоеды!
Штаны, которые так понравились Рыжему (эскимосы алютиик)
Весь готовый текст - здесь