Изморозь в который раз подивился быстрое ее движений. Ведь не человек, молния! Или все-таки магия? Правильно говорят, что все бабы ведьмы! Отводит глаза по-хитрому, вроде на нее смотришь, а на самом деле, в другую сторону. Помнится, нечто такое было в «Собрании преумностей земных и небесных господина Адольфио». Впрочем, не время и не место размышлять.
Лукас еще постоял несколько минут, облокотившись на угол. Выщербленный песчаник холодил бок.
Стражники, отчаянно ругаясь, выволокли очередные носилки. Убитый был изрядно тяжел – двое кинулись на выручку, перехватили отполированные рукояти. Похоже, что это Рэйни – пакостит, сволочь, даже напоследок. Точно, он! Только у главаря было такое огромное пузо – наброшенная простыня делала труп похожим на зимний перевал, над которым подрались два дракона, заплевав снег кровью.
Вслед за носилками вышел стражник, держа за волосы голову кого-то из близнецов. Из обрубка шеи капали тяжелые капли.
Неизвестные убийцы постарались на славу. Положили всех, до кого дотянулись. Сволочи! И ведь и до него могли добраться!
Жаль, Марселин не рассказала, что и как. И вряд ли расскажет.
Лукас криво ухмыльнулся – так и не завалил ее на постель упругой попой. С другой стороны, всяко бы не вышло ничего. Сбежала красавица, только косы мелькнули.
Да и хрен с ней.
Марселин права. Надо растаять. Как сделала она, подавая пример. Будет забавно, если толстяка она же и сдала страже. И у Йоржа ждет засада. Хотя, конечно, вряд ли! Пустили в «Русалку», и самомнение до небес, по лбу колотит? Кому ты нужен, шелупонь безродная, чтобы на тебя еще засаду ставить, уважаемых людей от дела отвлекать. Но в любом случае, надо было отсюда уходить. Пока какому-нибудь слишком бдительному стражнику не стукнула моча в голову, и не окликнул…
Изморозь отлепился от стены, провел напоследок ладонью по шершавости камня. Кровь стучала в висках, а ноги так и дрожали, в ожидании очень долгого и очень быстрого бега. Но бежать нельзя. Вот совсем нельзя! Даже быстрый шаг под запретом. Пойдешь хоть на гран быстрее, чем положено похмельному гуляке, бредущему с доброй гулянки, и все. Стражники, они ведь как легавые. Сперва бегут, потом соображают. А ведь если догонят, то виселицы не миновать - если при задержании не сунут кинжал под ребро или не стукнут виском о камень - чтобы мороки меньше.
К тому же, его видели среди банды. И ведь никто не знает, где кончается Ратт и начинается стража... Описание физиономии и особые приметы всяко найдутся. И ведь, чего кривляться, виноват, Панктократор соврать не даст, узлом язык заплетет... И резал, и душил, и карманы убитых чистил. И награбленное не в храм относил, а на пьянки тратил, да на девок гладких...
Вспомнилась Стефи. Замелькали перед глазами соски-смородинки, зашептали губы, четко очерченные, будто резцом отмеченные. Вливались слова расплавленным свинцом...
Лукас затряс головой, словно воду вытряхивал после купания.
Потом. Все потом! Сперва, нужно оказаться как можно дальше от “Башмака”. И все будет! И вино, и деньги, и женщины!
Но потом.
Изморозь бросил последний взгляд на кабак, преисполненный сожаления. Нет, Лукас грустил не об убитых товарищах – нужны они ему! Он надеялся, что вся уборка ограничится выносом тел и замыванием пятен крови и мозгов. И что никакая сверхстарательная сволочь из прислуги, радуясь, что наконец-то поубивали не полезет глубже. Иначе плакали его денежки!
А теперь, аккуратненько, не спеша… Левой ногой, правой ногой! Это называется «ходить», а никак не «бежать». Идем себе, и идем.
Лукасу казалось, что ему в спину таращится с полдюжины стражников. Но никто на него внимания не обратил. А если кто и заметил бледного парня, прилепившегося к стене, то никак его к событиям в «Башмаке» не приписал. Гонять же за всеми подряд – подметки сгорят. А они хоть и казенные, а всяко жалко.
Все же Изморозь не сдержался. Он рванул с места так, что любой заяц сгрыз бы ноги от зависти. Маска загулявшего студента свалилась, рассыпавшись вдребезги от топота ног, колотящих о брусчатку.
Но долго бежать не пришлось. Лукас даже не успел запыхаться, как вылетев из-за поворота, со всего размаху ударился во что-то большое и мягкое. Отлетел назад, со всей силы приложившись о камни спиной и затылком – перед глазами на миг все померкло в разноцветном хороводе. Рот наполнился кровью из прокушенного языка.
Еле шевеля конечностями, сам себе напоминая полураздавленного жука, Лукас попытался подняться. Ему помогли, ухватив за шиворот, и воздев ввысь. Изморозь дотягивался до земли только кончиками пальцев ног.
- Ишь, разбегались тут! Ворюга! Ну я тебя…
Его держал одной левой огромный человек, размерами как парочка Рэйни, а то и больше.
Могучая лапа начала складываться в кулак. Медленно-медленно…
Лукас представил, что с ним произойдет, если это животное его ударит. Череп сомнется куриным яйцом – только осколки полетят.
Изморозь заверещал от страха, выдернул из кармана складник. Резко дернул кистью, поджимая «плавничок». Клинок выскочил беззвучно – щелчок стопора утонул в визге. И так же беззвучно нож вошел куда-то под рыжую с проседью бороду.
Лукас выдернул оружие с легким доворотом, как учили. Глядя в округляющиеся глаза противника, ткнул снова, чувствуя, как лопается после краткого мига сопротивления кожа, как острие втыкается в мясо, пробивая хрящи.
Кровь шумно фыркнула в лицо. Двуногий медведь разжал руку. Изморозь ударил еще раз, чувствуя, что падает, и снова на спину. Чудом перекрутился в воздухе – приложился бы снова затылком, и не встал бы. Твердость брусчатки больно стукнул по пяткам.
У врага подкосились ноги и он начал заваливаться лицом вперед. Мертвец чуть не придавил безжизненной тушей отпрыгнувшего Лукаса – бессильные пальцы скользнули по колету.
Изморозь лихорадочно оглянулся. К счастью, недолгая схватка обошлась без свидетелей, а шум никого не побеспокоил до той степени, чтобы возмущаться. Парень присел, охлопал штаны убитого, не обращая внимания, что пачкается в крови – ее и так было с избытком, что на руках, что на теле. Ага, вот и кошелек. Увесистый! Даже если только медь, уже неплохо!
Лукас сунул находку за пазуху. Снова оглянулся. По-прежнему вокруг стояла тишина. Не хлопали ставни, никто не кричал о хладнокровном убийстве и наглом грабеже. Тихий квартал, спокойный!
Изморозь представил как он сейчас выглядит со стороны. Жутковато, что и говорить! Весь в крови, волосы дыбом, глаза горят! Его скорчило приступом внезапного смеха. Лукас чуть не упал, содрогаясь от хохота. Обоссавшийся ужас из пустошей, чтоб его! Самое то пугать детей и соседских коров!
*****
Каждый горожанин знал, где живут циркачи из «Ключа». А кто не знал, тот догадывался.
Между портом, что раскинулся на мысе, и городом, что стоял в лиге от побережья. Там, где сходятся три дороги, разбегаясь причудливой литирой. От перекрестка, по широкой – двум телегам места хватит – дороге, местами даже мощенной, и к морю, вдоль пыльных ореховых рощ.
Цирк, до того неустанно бродящий и катающийся по побережью, в Сивере оказался с год назад. И до того пришелся ко двору местным, что все никак не мог сняться, и укатиться по пыльным дорогам.
Сивера, город портовый. Корабли то приходят, то уходят. Торговые караваны косяками идут. Круговорот человеков в Универсуме, как сказал бы какой ученый, доведись таковому прослышать про данную данность! И моряки, и торговцы, люди с деньгами! И пьют как верблюды, соря деньгами, когда голову дрянным пойлом затуманят. И шутки им можно шутить одинаковые, и фокусы показывать одни и те же. Кто там заметит, что на прошлой неделе все тоже самое было?
Опять же, у циркачей имелся запас всякого хитрого зелья, годного для разнообразнейших дел. Много, короче говоря, имелось причин, не сниматься с места.
Колеса врастали в песок, а циркачи в город. С ними здоровались, кое-кого звали в гости, а кое-кого и настойчиво зазывали. Глядишь, год-два, и все, станут местными – никто и не вспомнит, что приезжие. Рожами почернели, волосы выгорели – будто всю жизнь тут прожили. Разве что говор выдавать будет! Язык не перекрутить…
Лукас шлепал по лужам, поглядывал вверх – солнце потихоньку забиралось на серое небо – трехдневный потоп все-таки кончился! Засмотревшись, Изморозь поскользнулся на гнилом яблоке, упал, неловко подвернув левую руку. Падая, лицом чуть не угодил в дохлую крысу…
Незадачливый вор сел на мостовую, бессильно выдохнул. За что караете, боги?! Что сделал вам такого?! От злости и обиды, Лукас ударил кулаком по камням. Взлетели брызги. Грязная вода стекала по лицу, мешаясь с кровью.
Конечно, удивительно – как от людей столько мусора получается? Груды, горы мусора! И вообще, живешь себе, живешь… Выйдешь за пивом, вернешься, а из дверей трупы выносят. Или вовсе,
выйдешь рано утром от любовницы, а тебе ножом в глотку, раз! Раз! Странный мир вокруг, несправедливый. Или это времена такие, предпоследние?
Наконец, спящий город остался позади.
Дойдя до перекрестка, Лукас свернул на нужную дорогу. Растоптанная и раскатанная пыль стала липкой грязью, так и норовившей стянуть сапоги. Поэтому, пришлось идти по придорожной траве, приминая жесткие стебли и отмахиваясь от репейников, нагло торчащих как раз на уровне лица.
Идти довелось недолго, да и сам путь утомительным не стал. После всех треволнений и переживаний, пройтись по утреннему холодку, пусть даже и борясь с вредительской флорой – не самое плохое времяпровождение за последние сутки!
Дорога перевалила небольшой холм, и перед Лукасом открылся вольготно раскинувшийся на пустыре лагерь. Его окружала импровизированная ограда из натянутых на высокие неошкуренные колья старых сетей, из-за обилия дыр и общей ветхости, уже не годных в рыбацкий промысел. «Ворота» изображали две кибитки, развернутые друг к другу кормой – между ними могло проехать развернутым строем рыцарское «копье», не толкаясь локтями – так сказать, без ущербу чести.
На берегу, на линии прилива, то и дело обдаваемые грязной пеной, ковырялись дети – похоже, собирали крабов и прочую мелюзгу, годящуюся упокоится в ненасытной утробе. Чуть глубже, по грудь в воде, уныло брели два угрюмых – то ли с перепою, то ли от раннего подъема – рыбака, тащили бредень.
Третий сидел на песке, баюкал ногу, громко ругая гадских, склизких и жопоплавниковых рыб в общем, и проклятых скатов-шипохвостов, в особенности. Лукас пожалел бедолагу – местные скаты особой ядовитостью не отличались, но хромать тому и хромать! И не такие слова на ум придут!
Не считая детей и рыбаков, остальной лагерь спал, и просыпаться не собирался. И не удивительно. Жизнь циркача – она на бандитскую многим похожа. А уж циклом суточной жизни, в особенности. Вечером и ночью работаешь, утром и днем дрыхнешь без задних ног.
Если не подрезали, конечно, и скат своим шипом в пузо не ткнул – а такое бывало! Изморозь пару месяцев скреб перышком, работая в порту писцом, и наслушался страшных морских историй с запасом.
Работа была несложной и весьма прибыльной, жаль – недолгой. Новенького, решившего, что он тут самый умный и хитрый, быстро раскусили и выставили пинком под зад. Хорошо, не зарезали!
Лукас, впрочем, зла нисколько не затаил – благо, успел немного нажиться. Ну и познакомиться с Йоржем – одним из главарей «Ключа».
Тамошняя иерархия отличалась лютой запущенностью и необходимостью учитывания кучи разнообразнейших факторов! Даже звезды влияли на то, кто в данный момент главнее. С другой стороны, Лукасу и тогда это было не особо важно, а уж теперь – тем более. Марселин посоветовала бежать сюда. И значит, Йорж мог помочь. Мысли о возможной засаде, конечно, просто так Лукаса не оставляли, но всерьез их обдумывать он не рисковал, боясь провалиться в бездонную яму уныния и скорби.
Изморозь крадучись проник в лагерь. Первые шаги сделал с оглядкой, но плюнул, и зашагал быстрее, не шарахаясь от каждой тени. Смотреть на него было некому. А кто посмотрел бы – невольно проникся бы сочувствием.
То еще пугало, хоть на огород ставь! Рожа и руки в засохшей крови - толком отмыться не вышло – у фонтана на площади толпились «ночные», съехавшиеся на свою обычную утреннюю беседу. Одет в вещи с чужого плеча, еще и сыроватые – ленивая хозяйка вывесила свежепостиранное еще до дождей, но так и не удосужилась забрать.
Дорога лежала мимо небольшого зверинца. Лукас замедлил шаг. Сколько раз тут, а все не насмотрелся. Надо было в егеря идти…
Беспокойно ходил по клетке мяур, хлестал себя по бокам пушистым хвостом, щерился, чувствуя запах убоины. Косил раскосыми желтыми глазами на соседнюю клетку, где беззаботно дрыхла пузом к потолку мохнатая живая гора – пещерный медведь.
Свалявшаяся серо-бурая шерсть свисала с могучих боков. Лукас медведей опасался – знал, что вот эта вот бесформенная куча шерсти и жира, способна догнать лошадь. И сожрать вместе со всадником, седлом и стременами. И разве что поперхнуться звездочкой от шпоры.
Рядом с хищниками, в большом вольере, спали козероги, с толстыми и длинными рогами, напоминающими луки. Подле – парочка изящных косуль и невысокая, но крепкая антилопа с немаленькими клыками – Лукас все никак не мог запомнить ее название. То ли каторга, то ли кабарда.
Чуть в стороне, сооруженный из все тех же сетей, но в несколько рядов - здоровенный вольер, набитый курами. Их, как пояснил Йорж, в цирке разводят на корм зверям и на закуску самим циркачам.
В воздухе стоял острый запах помета и навоза…
Пройдя зверинец, Лукас уткнулся в лабиринт палаток, шатров и кибиток. Точной дороги он не помнил, да и не существовало ее - кочевой народ то и дело переставлял свои домики - сбивая с толку любого, даже самого памятливого следопыта.
Впрочем, плутать довелось недолго. Не прошло и квадранса, как Изморозь оказался у знакомой повозки. На покрышке с большим тщанием неизвестный мастер изобразил батальное полотно - стоящие на задних лапах барсук и еж фехтовали длинными винными бутылками.
- Приметный рисунок! - сам себе сказал Лукас и потянул носом. Одна из немногих привилегий “главных” в этом беспорядке, была возможность жить как можно дальше от пахучести и шумности клеток.
Хотя, от некоторого шума избавиться все же не довелось...
Изморозь подошел вплотную к кибитке, прислушался. За живописно разукрашенным толстым полотном что-то происходило.
Нет, никто не бряцал оружием, не пердел сложной капустно-гороховой смесью, не вонял тем жутким запахом, присущим любому стражнику - пот, чеснок, лук, нечищенные зубы и гнилые мозги!
Там занимались любовью.
- Эй, кто там застыл, безмолвной статуей у входа? Коль дело есть, так забирайся к нам! Ну а коль нету, и просто так пришли, тогда идите нахер, вы, разлюбезный наш!
В дополнение к плохорифмованным строчкам прозвучал сдавленный смех. Будто рот смеющегося чем-то занят.
Решившись, Лукас откинул полог. И застыл. Прямо перед лицом раскачивалась совершенно голая женская задница. Очень приятная, надо признать!
Изморозь ухватился правой рукой за стойку, к которой крепился тент, ногой оттолкнулся от крюка, на котором болталось дощатое ведерко с давно уже застывшей колесной смазкой, вдернул себя наверх. Из нового положения стало куда виднее.
Владелица чудесной жопки стояла на коленях. Голова ее располагалась в области паха Йоржа, и двигалась в нехитром ритме вверх-вниз.
Йорж, невысокий, но очень жилистый северянин, одной рукой чесал свой выгоревший на солнце соломенный затылок. Второй, запустив пальцы в густые волнистые, когда-то давно крашеные в синий (так и мелькнула в памяти Русалка Ди, улыбнулась лукаво и многообещающе), управлял происходящим, корректируя ритм.
- Приветствую тебя, мудрейший из умнейший! Повелитель свитка и пера!
- Йорж, если ты снова пьян, то я зайду чуть позже, - произнес Лукас, как зачарованный глядя на то опускающийся, то поднимающийся затылок девушки.
- Вечно молодой, вечно пьяный! - фыркнул циркач, перейдя, наконец-то, на человеческую речь, без попыток рифмовать нерифмуемое. - Будешь? - он погладил девушку по гладкому плечику. Та призывно изогнулась, полностью раскрывшись перед чужим взглядом.
Лукас с сожалением покачал головой:
- Прости, вынужден отказаться.
Ну как хочешь. Мэйви не против подарить моим друзья немного тепла. Не так ли, Мэйви?
Девушка остановилась, повернулась к Лукасу, грациозно изогнувшись, улыбнулась ртом, с которого свисали струйки слюны.
- Я никогда не против хорошего члена. У тебя он хороший?
- А то! - ухмыльнулся Йорж, изображая руками вероятные размеры лукасового хозяйства. - Как раз такой, как ты любишь.
Судя по вероятным габаритам, Мэйви нравилось нечто, представляющее собой связку из трех-четырех конских херов.
- Знаешь, пока воздержусь.
Девушка подмигнула и снова вернулась к работе
- Я не же не совсем отказываюсь! - произнес Изморозь, уже начиная себя ругать - очень уж вызывающе все происходило. Чужие штаны начали понемногу топорщиться.
- И правильно, - кивнул ему Йорж, - от Мэйви никто и никогда не отказывался. Но подожди пару минут. Мы закончим, и ты мне все-все расскажешь, что случилось. Судя по взъерошенному виду, у тебя выдалось весьма насыщенное утро.
Кому лень читать по главам - все готовое в одном месте - "Высокие отношения"
Заходим, читаем, переводим деньги!)