А на четвертом, между всем этим разнообразно слоеным пирогом и выгоревшим небом, на четвертом этаже, располагался господин Фуррет. Выше него никого не было. Ну кроме пары наблюдателей на вышке и птиц. Но это не серьезно – каждый признавал.
С одной стороны, каждый день приходилось то подниматься и спускаться по нескольку раз. А господин Фуррет давно перешагнул границы бесшабашной юности и зрелости, и который год приглядывался к старости, пробуя ее, будто ростовщик подозрительную монету. Старость отдавала затхлым привкусом во рту, щелканьем в коленях и боли в суставах.
С другой стороны, если кто решит прийти к господину Фуррету незваным, то этому храбрецу придется пробиваться сквозь три этажа, набитых людьми, словно бочка селедкой. Званый же, в этой толчее терялся листом в весеннем лесу, и никто бы его не запомнил и не заметил – много таких толчется!
С третьей – на высоте не так воняло с улицы. И мухи с комарами залетают куда реже…
Хотя, на дворе такой дождь, что какие там мухи! Побоятся выбраться из тех нор, где пережидают непогоду. Не рискнут мочить слюдяные крылышки…
Фуррет отвернулся от окна:
- На чем мы остановились?
- Наш разговор прервался на возвышенной ноте. Мы знаем друг друга не первый год.
В дальнем углу кабинета, в кресле, прислоненном к одной из труб водостока, по которой сейчас с шумом бежала дождевая вода, сидел старик. Седой. Нет, даже белый! Старость настолько старательно выедала любые краски из его волос, что они стали белоснежными, точно у альбиноса. Только у альбиносов белизна яркая, заметная, а прическа старика отдавала тусклостью.
Но глаза все искупали. Серые, с черными пятнами – будто гиенья шкура на них пошла, удивительным образом, угодив под веки.
И кожа. Красная, горящая. Будто облитая щелоком.
Старик был огромен. Даже сидя в глубоком низком кресле, он смотрел на Фуррета сверху-вниз. У кресла стоял старинный рыцарский меч в ножнах, прислоненный к стене. Оружие казалось таким древним, что могло принадлежать еще прадеду старика. А то и деду прадеда. Такие «полуторники» вышли из моды полтораста лет назад.
Отполированная частыми прикосновениями проволока на рукояти блестела даже в полумраке кабинета. Старик касался меча левой рукой. Нежно, будто любимую женщину, разлука с которой даже на миг больно ранит сердце.
- Да, - продолжил беловолосый рыцарь, - мы знакомы уже не первый, и даже не второй год. И каждый раз, когда я поднимаюсь по твоей бесконечно длинной лестнице, борюсь с желанием послать тебя как можно дальше. Что, такой влиятельный тип как ты, не может соорудить достойный кабинет для встреч со старыми друзьями на первом этаже? Там и наливают быстрее, и жизни больше. А то сидишь тут как паук!
- Мне больше нравится сравнение с драконом, - улыбнулся Фуррет.
- Да хоть с морским огурцом, - безразлично хмыкнул старик. – Ты умный человек, Фра, но твоя главная беда в том, что ты слишком любишь все красивое. Поступки, слова.
- Кому что, Бьярн, кому что. Кто-то больше жизни любит деньги, кто-то власть, ну а мне нравится все красивое. Имею я право?
- А еще ты любишь делать вид, будто ты мудрец, проживший десяток жизней.
- Мало ли! Воля Панктократора непредсказуема, и он вполне мог перекидывать мое сознание из человека в человека. Надо же как-то набираться опыта и знаний!
- Тоже верно, - кивнул Бьярн, - тоже верно. В знаниях сила! Не зная как зажечь факел, можно до конца жизни проплутать в лабиринтах, так и не увидев света солнца… Так зачем ты меня звал, Фра? К чему эта спешка, запыхавшиеся гонцы, загнанные лошади, недовольные женщины? Никогда не любил бросать дело на середине. И да, за кем ты послал Дюссака в такой дождь?
Фуррет присел в соседнее кресло, обхватил подлокотники, выполненные в виде могучих медвежьих лап.
- Сегодня ты удивительно многословен.
Бьярн вместо ответа пробежал пальцами по гарде своего меча, изображая жонглера на канате. «Жонглер» запнулся на четвертом шаге, упал, зацепившись пальцем-рукой, сорвался, размахивая конечностями. Фуррет с интересом наблюдал за представлением.
- Так что случилось, Фра?
- Этой ночью убили купца с Островов. Парень обмывал удачную сделку, а потом ему медленно перепилили шею тупым ножом. И отобрали все деньги.
- Последнее для островного страшнее всего, - задумчиво ответил Бьярн, покачал головой. Белая грива делала его похожим на старого льва.
- Я бы сказал, что равнозначно.
- И кто же этот пустоголовый храбрец? Имя известно?
Фуррет откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел в окно. Подвигал челюстью, будто пережевывая какую-то горечь.
- Кто именно резал островного пока не выяснили. Впрочем, я и не требовал уточнить. Кто-то из шайки ублюдков Рэйни.
- Рэйни… - повторил старик. – Знаешь, у него даже имя противное – на языке привкус как с похмелья. Такого, когда вино запиваешь, чем покрепче, а потом блюешь полночи. И это отвратительное имя я слышал. И не раз. А вот лица не помню совершенно.
- Это, старик Бьярн, называется старостью! – хохотнул Фуррет.
- Так я и не стараюсь выглядеть молодым. Не закрашиваю седину, не завожу юных любовниц, годящихся во внучки, не распускаю слухи о том, что могу раз десять за ночь, - начал ехидно загибать пальцы Бьярн.
- Такая должность, - сокрушенно произнес Фуррет, - чтобы ей соответствовать, я должен казаться сосредоточением жизненных сил и прочей ярости. Этаким фонтаном силы и вулканом страстей. Чтобы ни одна, даже самая храбрая мышка не смела и носа сунуть в мои закрома!
- «Вулкан страстей», - фыркнул Бьярн. – Идея ясна, но признай, что иногда это выглядит… - старик задумался, подбирая нужное слово, - да, выглядит забавно.
- Вернемся, действительно, к делу, - поморщился Фуррет.
- Вернемся, - не стал спорить Бьярн. - Каждый сходит с ума по-своему. Если тебе нравится такой вариант… Ну кто я тебе, чтобы осуждать. Это Рэйни, как понимаю, стоит поперек горла. И ты хочешь, чтобы его не стало. И как можно быстрее. Притом, ты не можешь действовать ни как стражник, ни как … никакими другими официальными способами.
- Если коротко, то да. Рэйни наглый глупец, не соблюдающий правил и думающий членом. Хорошего можно сказать мало – платит вовремя.
- И все?
- И все.
- Кхм… - протянул Бьярн, - весомо. Убить всех?
- Можешь кого посимпатичнее и пожалеть разок, если хватит сил и времени. Но потом убей. Островные не прощают убийства своих. Особенно такие. Могут принять за вызов. Сам понимаешь, нужно показать, что власть в Сивере тверда, и отступники караются быстро и жестоко.
Старик медленно кивнул, не выпуская Фуррета из виду.
- Понимаю…
- Думаю, они оценят такой жест и поймут, что случайности, на то и случайности, что происходят вдруг и внезапно. Островитяне жестоки, но не глупы.
- Им можно припомнить одного из тамошних дожей, недавно упавшего с моста на копья. Тоже ведь, как-то получилось.
- Именно так, Бьярн, именно так.
Старик продолжил рассуждать:
- Но при этом, ты не можешь нагнать туда роту стражников, и всех тех выблядков переколоть? Отчего так?
Фуррет закрыл глаза, потянул носом, принюхиваясь.
- Не успеет приказ дойти до казармы, как стража получит другой – отомстить за смерть благородного и господина Фуррета, злодейски заколотого неизвестным убийцей.
- Тебя не поймут прочие, - понимающе произнес Бьярн, - те, кто платит долю.
- Не поймут. Поэтому, шайку Рэйни должны вычистить люди, по большому счету, пришлых и случайных. Со мной прямо не связанных.
Бьярн расхохотался.
- Фра, ты серьезно? Да каждая гиена на сто лиг вокруг знает, что Белый Рыцарь в долгу у господина Фуррета! И если где-то мелькнула его седина, то все дело в делах все того же господина Фуррета! Думаешь, меня не узнают? Да хоть с ног до головы замотаюсь в ткань… Нет, Фра, постарел ты. Не я! Предлагаешь поучаствовать в рытье могильной ямы тебе же!
- Слухи пойдут не сразу. Несколько дней пройдет. Самым говорливым накинут петлю на шею. Кому надо, тот узнает правду, но это произойдет не сразу, а очень и очень потом. И никто не будет искать второе дно по горячим следам. А спустя месяц ищется куда скучнее и без азарта.
- Второе дно?
- До Города дойдут слухи, что островные униженно просили моего разрешения на осуществление мести. Долго просили, ползая на коленях и целуя мне ноги. И я им помог. Дал десяток бойцов, попросил самого Белого Рыцаря поучастововать. С крохотной помощью Хото Высоты, кстати. Это за ним поехал Дюссак.
- Тебя погубит страсть к излишне красивым решениям, - прицокнул Бьярн. – Слишком сложно, слишком напыщенно. И Высота. Этот сумасшедший хорек… Ты уверен, что я не откажусь? Идти на одно дело с этим…
- Не откажешься, Бьярн. Я же прошу как друг. Да и дело не только чистое, но и где-то даже благородное. Сивера станет лучше, если вы перебьете этих ублюдков. Ты и Хото. И да, давай обойдемся без оскорблений. Хорьки, они весьма умны.
- Вдвоем со зверенышем… - Бьярн снова прицокнул, сделав вид, что последних слов не расслышал. – Но погоди! Нас же будет всего двое, а ты пообещал островным помощь десятка?
- Ну, во-первых, ничего еще не обещал. Во-вторых, десяток будет – надо же перекрыть окна от любителей прыгать и лишних свидетелей. А в третьих – разве вы не стоите с ним десятка бойцов?
- Я всегда думал, что стою полтора!
- Уговорил, старый бес! Люди будут говорить о пятнадцати!
- А лучше, сразу сотню, раз уж ты хочешь поторговаться по такому глупому поводу.
- Чем тебе плох повод? Мы зато посмеялись, а смех продлевает жизнь.
- Странно, - покачал белоснежной головой Бьярн, - никогда не любил смеяться, а пережил всех.
- Это Смерть посмеялась над тобой, не более того.
Наконец-то долгий подъем кончился. Карета остановилась под длинным и высоким дощатым навесом – и дождь с солнечными лучами остановит, и чужие глаза меньше разглядят. К дверце тут же кинулось два прихлебателя - еще один стражник стал чуть в сторонке, вскинув арбалет-цагру к плечу.
Однако! Дрогнет рука, и все! Хлопнет тетива, и тяжелый болт пробьет насквозь – разве что оперение из тонких дощечек застрянет в ребрах.
Хото уступил честь первым выходить Дюссаку – его знали в лицо, так спокойнее. Следом и сам спустился по короткой – в две перекладинки - лесенке. Стража явно ждала кого другого – рожи так и вытянулись. Но пригляделись к богатому хубону, слегка обмякли. Птицы низкого полета такую не заработают, да и побоятся на плечи накинуть.
- Наверх? – уточнил он у Дюссака, уже успевшего заметить какой-то непорядок и начавшего распекать подчиненных. Что не так, Высота не понял, но подзатыльники так и свистели.
- Думаешь, лучше сразу в подвал? – прищурился Дюссак, оторвавшись от воспитательной экзекуции.
- Я там не был, вдруг что интересное. Или сундуки с золотом наш господин Фуррет хранит где-то в другом месте?
- Может, тебе еще и ключ от подвалов дать? От мертвого осла уши, мастер Хото! А нам, да, действительно, наверх. Не всю ты память пропил, молодец.
- Постоянство - первый признак мастерства! – многозначительно проговорил Высота, и, прочистив нос, громко харкнул в лужу, под ноги арбалетчику.
Конечно же, наверх их повели не через главный ход – возле него как раз кого-то вдумчиво избивали - стадия разбитой морды уже прошла, и несчастного методично забивали ногами. Нашлась неприметная дверца, настолько неприметная, что, не зная тайны, мимо пройдешь и не почешешься.
За нею обнаружилась лестница. Дюссак и Хото молча зашагали наверх. На каждом этаже их встречала дверь с небольшим смотровым окошком и парой хмурых верзил за нею. Верзилы были огромны, и явно умны – этакие откормленные кабаны, готовые в любой миг поднять вражину на клыки. Никакого сравнения с теми оболтусами, с которыми Дюссак приехал в гости. Нарочно, что ли, таких безалаберных взял? Показывая, мол, с миром?
Наконец, лестница закончилась коротким коридором.
- Ну все, - выдохнул сквозь зубы Дюссак, - почти пришли.
- Почти – не считается, - поправил его Высота. И первым шагнул по знакомому пути.
Стены коридора были завешены плотной тканью. И за нею, Хото был готов голову дать на отгрыз стае мяуров, сидели бойцы в полной боевой готовности, с копьями в руках. Готовые при первом признаке опасности, сунуть длинное и хорошо заточенное перо в негодяйскую печенку. Словно в предчувствии стального жала, печенка судорожно задергалась. Во рту стало очень гадко…
Коридор кончился дверью, как и все предыдущие, массивное сооружение – плечом не вышибешь, все кости переломаешь.
И первым, что увидел Хото, войдя в кабинет господина Фуррета, стала гнусная ухмылка зажившийся на свете мумии. Стенолаз выругался.
Впрочем, Бьярна от вида Высоты тоже перекосило. Оба синхронно сплюнули.
Господин Фуррет и Дюссак, явно ожидавшие подобного, хохотнули.
- Вижу, вы друг другу очень рады.
- Аж блевать тянет, - признался Бьярн.
Хото вежливо промолчал. Так показалось со стороны, разумеется. Стенолаз боролся с приступом тошноты – в кабинете отчанно пахло какими-то цветами и тому подобными благовониями. Высота и так-то запахи не особо переносил. А уж в нынешнем своем состоянии – пьяном похмелье – его и вовсе выворачивало.
- Ладно, господа! – вымолвил Фуррет, внимательно глядя на позеленевшего стенолаза, - будьте добры, оставьте меня и мастера Хото на несколько минут. А ты, - оглянулся он на Высоту, - марш к окну! Заблюешь ковры, спишу в галерники!
Хото, не заставив повторяться, кинулся к приоткрытому окну, жадно начал вдыхать свежий воздух, очищая легкие от липкого аромата.
Бьярн долго и со вкусом выбирался из кресла, поминая наглых малолетних ублюдков, не знающих отца. Вот мать-то их, Бьярн знал лично, да...
Дверь мягко захлопнулась за спинами ушедших.
- Отдышался?
Хото обернулся:
- Не уверен, но вроде бы да.
- Вот и хорошо. Присаживайся, - кивнул Фуррет на освободившееся место Бьярна.
- Король умер, да здравствует король! – кисло пошутил Высота, но в кресло плюхнулся. – К чему такая спешка?
- Ты еще не понял? – Фуррет задал вопрос и чуть наклонил голову набок, внимательно глядя на Хото. – За тобой долг, мастер Высота.
- Я отдал все долги, мастер Фуррет. Уже давно.
Фуррет выдохнул сквозь зубы – вышло даже чересчур зловеще – будто гигантская рептилия в теле человека:
- Давай не будем кривляться. Бубо угробил именно ты. И плевать, что этот мудак задолбал всех и вся! И плевать, что он должен, был должен, что тебе, что еще паре дюжин человек! Ты угробил хорошую дойную корову. Еще и спер добрый шмат говядины, испоганив часть остальной туши. Напомнить, что за такое бывает? И, повторюсь, мне плевать, что этого жадного подонка настигла справедливость в твоем лице! Высшая справедливость в моем лице лишилась изрядного процента дохода!
Хото молчал, внимательно изучая рельеф подлокотников кресла, особое внимание уделяя коротким когтям.
- Раз молчишь, значит, признаешь вину. И да, с семьей Бубо вышло нехорошо.
- Я предпочитаю божий суд в таких делах. В конце концов, и в портовых борделях можно жить. Хоть и прескверно. И да, раз уж зашла речь о борделях и шлюхах… Раз тут сидел этот буйный старикашка, значит, надо кого-то убить? И этого “кого-то” много и правильной дракой не пахнет? Какая-то из банд решила, что мастер Фуррет перестал ловить мышей? И надо осуществить показательную порку?
Фуррет незаметно выдохнул. Слава Панктократору!
- Знаком человек по имени Рэйни?
- Человек? – фыркнул Хото. – Да это ходячая свинья, да простят меня честные хрюшки за сравнение!
- Знаешь, - потер ладони Фуррет, - уже лучше.
Высота отмахнулся:
- Этого хряка все знают. Любит шалить на границе порта и чистых районов. В сам порт не лезет, опасается Ратта. Тварь та еще, и банду подобрал под стать. Но зачем я? Там хватит и седой развалины с десятком обормотов Дюссака.
- Нужна полная уверенность, что Рэйни не сбежит. И еще нужна жестокость. Настоящая. Чтобы содрогнулись. А кто, если не ты?
Хото тяжело вздохнул:
- А ведь этот день мне не нравился с самого начала.
- Трудный день, - согласился Фуррет, - но тебе, хотя бы, не отпилили голову.
- Возможно, это лучший вариант, - меланхолично проговорил Хото, - и вообще, господин Фуррет, не найдется ли у тебя горячего вина? Можно без пряностей. Я зверски продрог.
- Эй! – рявкнул Фуррет. – Вы! Хватит подслушивать! Заходите!
Дверь тут же распахнулась.
- Дюссак, - скомандовал Фуррет, - не сочти за труд, свистни кухарям, чтобы принесли горячего вина, а то Хото изойдет на сопли и толку от него не будет.
Дюссак кивнул, шепнул одному из безмолвных стражников приказ на ухо, тот дробно ссыпался по лестнице.
- Ты так сказал, будто от него этот толк будет? – просопел Бьярн, топчась у входа – его кресло было занято. И мерзкий хорек вытирал свои грязные пальцы об его меч!
- Какой-то, да будет! – хихикнул Высота. Его начало знобить, а что в желудке творилось – и врагу не пожелаешь!
Кухари у господина Фуррета, что молнии! Раз, и перед Высотой стоит парящая кружка.
Стенолаз обхватил ее обеими ладонями – горячая глина приятно грела ледяные пальцы. Покосился на Бьярна – тот так и стоял у двери, не зная, куда себя деть.
- Раз уж судьба, в лице господина Фуррета, нас снова свела вместе, то какой у нас план, ветхобородый?
- Заходим и убиваем всех. Кто убежит, тех прихлопнут на выходе люди господина Фуррета. На тебе Рэйни и антураж, на мне все остальные. И остальное.
- И ты еще жив с такими продуманными и проработанными стратагемами? – покачал головой Хото.
- Мои планы трезво учитывают возможности всех сторон и трезвый взгляд на ситуацию. - Бьярн подшагнул, схватился за ножны, стал лихорадочно вытирать рукавом те места, которых могли касаться пальцы проклятого сопляка.
- Так бы и сказал, старик, что выпить хочешь! Дюссак, будь другом, озадачь кухарей на еще одну порцию! И себе возьми, заслужил!