Море он видел… Ха три раза, пане Маслопуп! Я, кстати, Гюнтер соврать не даст, сам на берегу служить начинал. У Озера, да. Ну, так наше озеро, господа хорошие, побольше некоторых морей будет! Семнадцать тысяч квадратных верст, это вам не шубу в трусы заправлять. И не мелочь по карманам тырить.
На Озере как ветер поднимался, так суда тонули. Корабли тоже. Вон, «Эребус» с «Террором», хоть и мониторы ледового классу, а только и бульнули. Видать, озерный класс, он помощнее будет.
И вот идем мы с товарищем моим. Владзимеж Киммер, может, помнит кто? У него еще фуражка на голое вечно сидела, будто шапка горно-степная. С этаким подвывертом. Идем мы с ним по бережку, ночной порой. Тихо так, только шкреки квакают. Нет, пан Вацлав, не шреки, а шкреки. Как пан Анджей верно подсказывает, городские их лягушками называют. И жабами.
Идем, треплемся. О бабах, конечно. О чем еще правильные пограничники по ночам говорить могут, не о службе же?
Ночью вообще в наряды хорошо ходить было. Командование дрыхнет, местные тоже бока отлеживают. Контрабандьеров там толком и не было — очень уж рисковано на фелюге Озеро форсировать, там минимум флейт нужон! Соответственно, всей службы — ходи себе, гуляй. Летом, правда, добавлялось иногда — одежку с вещами собирали на песке. Чьи? Так городских же. Они все в воду лезли, купались и по-всякому. А Озеро, оно коварное! На ладонь вода аж горячая, чуть ниже — чистый лед… Жидкого агрегатного состояния, спасибо, пан Маслопуп, за подсказку, я такую мудрость сам в жизни бы не придумал. Нырь в ту горячесть, а холод, хвать тебя за организму, и привет. Сомы тоже живут. И джуутку-наен. Нет, не «жутко наел», а как я и сказал. Щука, размером с миноноску. Водичка озерной фауны, ага. Хоп за ногу, и хрум-хрум. Чой-то ты, Бужак, вовсе желудком слабый стал…
И вот, идем мы с Владзиком, о бабах и прочей жути треплемся. Тут, смотрим, мужики какие-то бредень таскают. Запрещено, ага. Кодекс о сбережении фауны, флоры и Бужаков всяческих. Конфискация, экзекуция, а будешь сопротивление оказывать, так еще и дефенистрация. Это когда из окошка головой вперед швыряют. Иногда и не головой, конечно. Это уж как сложится.
Мы поближе подходим, а там целый табор! Кибиток десятка полтора. Бабы суетятся, детишки бегают, звери какие-то ревут, мат стоит кромешный. Ну, думаю, все! Великое Переселение народов!
Курки взвели, да пошли поближе. Я ведь какой расчет в голове имел — даже если положат нас, без стрельбы не обойдется. А таким-то табором без следа не уйти. Отомстят за нас боевые товарищи…
Подходим. Нас не видят в упор, и все. Меня от обиды аж злоба взяла — что же вы за люди такие, мать вашу, что представителей власти в упор не замечаете. Ну и пальнул в воздух. Для порядка.
В муравейник бомбу кидал кто? Серьезно? Ну, значит, и не жили вы, а только зря флогистон переводили. Такой вот муравейник и получился. Разворошенный, ага.
И вылезает на нас сущий медведь. А за ним еще один. И еще один. Голем мясом облепить, шкурой обмотать, вот примерно такими и будут по размерам…
Приклад в плечо, палец на спуск. «Стой!», ору, «Не подходи, бля!», ору. Ну и руки вверх требую.
Големы те спорить не стали, руки в гору, на колени встали, на вопросы отвечать начали.
Оказалось, что циркачи кочевые. До города не доехали, решили у воды переночевать. А тут мы, с винтарями и грозными криками…
Дальше что? Да ничего. Так ведь тоже иногда бывает. Ни геройства, ни смеха. Просто кончается. И каждый по своей дороге дальше идет. Не оглядываясь...
