Так-то, он трусом не был. Да и не жить трусу с копья. А Гюрги сим благородным промыслом жил не первый, и, как он надеялся, далеко не последний год.
У каждого, даже самого храброго из храбрых, есть свой страх. Он сидит глубоко внутри, не показываясь наружу. Храбрец кидается на пики испанцев, рубится на саблях с поляками, пьет с московитами... И ни следа боязни! Но достаточно хоть малой крошки потаенного страха, и не узнать человека. Словно подменили, воткнув в седло скверно сработанное чучело в обоссаных штанах.
Гюрги знал свой страх и старался держать его в кулаке. Не сказать, что это было сложно, когда рассудок твой тверд, и ты можешь сложить два и два, получив известный результат. Ведь чтобы утонуть, нужно много-много невезения и тяжелый доспех. Еще, конечно, не обойтись без моря, речки, или на худой конец, без пруда.
Но сейчас у страха были все козыри на руках, и джокер в рукаве...
Наемник вытянул шею, тихонько вдохнул, стараясь, чтобы ряска не забила ноздри. Вода, которая сначала приятно холодила избитое тело, теперь вытягивала жизнь. По капельке, не спеша, давая вдоволь насладиться предвкушеньем смерти.
Судорога вонзила в ногу раскаленный гвоздь. Гюрги сцепил зубы, даваясь стоном.
Те, кто были на берегу, не услышали.
Возможно, их там вообще не было.
Может быть, они и след потеряли. А то и не искали вовсе.
Но проверять не хотелось.
В глазах улана была смерть. И больше ничего.
Где-то у берега заквакала лягушка...
Впрочем, сказать, что все так хорошо начиналось, было бы неправдой. А врать Гюрги не любил. Ну почти.
Село показалось подозрительным сразу. Обычно ведь как, если про привычное говорить: и взрослые по делам своим крестьянским вокруг мелькают, и детишки разнообразных возрастов снуют туда-сюда. Скотина, опять же. То на пастбище выгони, то пригони - следы, так сказать, на лицо. Разнообразнейших форм.
Здесь же, всех этих примет и близко не было. Тишина полнейшая. И безлюдье. Гюрги перекрестился. Сперва по-человечески, потом справа-налево, будто схизматик какой... Хотя, глядя на физиономию всадника, и зная его имя, можно было без особого риска предположить наличие в его жилах определенной доли татарской крови, а, соответственно, он мог быть и вовсе магометанином. Кем же себя считал он сам, это не столь важно. Да и правды ради, Гюрги и сам вряд ли бы ответил так вот, с наскоку. Впрочем, любой наемник о таких вещах предпочитает не распространяться. По крайней мере, пока не узнает к какой конфессии относит себя наниматель. Всадник же был не простым ландскнехтом, коих двенадцать на дюжину, а воином весьма искусным, кои редко встречаются в пропорции отличной от один на сотню. Нет, у его седла не висел двуручник, и одежда не блистала самоцветным переливом... Но что-то этакое мелькало в движениях, во взгляде... Даже в гнусной ухмылке можно было разглядеть немалый опыт человекоубийства.
Поэтому, при первых признаках чего-то недоброго, Гюрги положил на колени аркебузу, расстегнул ольстры, где прятались две лупары, и весь превратился во внимание.
Но чем ближе он подъезжал к селу, тем понятнее становилось, что тревога ложна. Не все так плохо, как показалось. По крайней мере, здешнюю местность населяли люди, а не вампиры. А то, помнится, пару лет назад, в южной Польше, заехал он как-то в очередную Вымрувку... Еле ноги унес!
Кто-то из давних знакомых говорил, что на Востоке, там где женщины с уродливыми ногами и здоровенная стена, есть выражение про любую дорогу, начинающуюся с крохотного шага. С этой мудростью Гюрги был согласен целиком и полностью.
Никогда нельзя представлять свое путешествие одной непрерывной чертой. С ума можно сойти от того червяка, разлегшегося на карте. Нет, дорогу нужно видеть как множество коротких линий-пунктиров. Ведущих от кабака до кабака. Так куда проще!
Иногда, конечно, такая черточка длится не один переход, а два, три, четыре... А то и дольше. Но в этот раз удача от Гюрги не отвернулась.
Проехав мимо десятка домов, он оказался на крохотной площади у роскошного, аж в два этажа, кабака. Название его прочитать не удалось - кто-то лихой, но весьма глупый, шарахнул в вывеску картечью. Угадывалось теперь нечто типа поросенка, но утверждать что-либо, Гюрги бы не рискнул. Зная, сколь умелы провинциальные маляры, с тем же успехом можно было увидать на простреленной вывеске купидона. Или Вавилонскую блудницу.
Привязав верную Кефальку, наемник решительно направил свои стопы прямиком в царство разврата и разбаленной выпивки. Толкнув от себя дверь, Гюрги вошел, предусмотрительно закрыв глаза, чтобы не оказаться слепцом в полумраке, что наличествует в любой забегаловке.
Постояв в проходе, наемник раскрыл глаза и направился прямиком к стойке, где при виде нового гостя, уже сверкал зубопровальной улыбкой толстомордый кабатчик.
- Пива, - бросил гость, - неразбавленного. А то зарежу.
Одно из самых полезных в жизни заклинаний (после “честное слово, я больше не буду!” и “конечно, женюсь!”) сработало без осечки.
Пиво в щербленной глиняной кружке оказалось весьма недурственным.
Утолив первую жажду, Гюрги, наконец, понял, что все, очередной пунктир кончился, и можно слегка выдохнуть. Не слишком, конечно, ибо полное расслабление приносит пустой кошелек, а то и дырку в печени.
- И как жизнь тут у вас? - задал гость вопрос кабатчику. Не сказать, что ему было интересны местные дела, больше схожие на делишки. Нет. Просто вежливость не стоит ни гроша, но бывает весьма полезна.
- Херовые у нас тут дела, - вместо кабатчика, Гюрги ответил сосед, здоровенный, будто кабан солдат, судя по доспеху, что стоял у ног, из рейтаров. Рейтар производил впечатление человека хоть изрядно нагрузившегося, однако весьма опытного (одна седая борода чего стоит!), который слов на ветер не бросает. И Гюрги сразу насторожился.
- А подробнее? - и тут же кивнул хозяину: - Пива моему товарищу!
- Товарищ... - скривился сосед, - ты еще братом назови, чтоб я тебе сразу в лоб заехал
Но угощение принял, не погнушался. Хлебнул так, что весь колет залил. Хорошее тут пиво, не отнять - вон как пенные сугробы долго держаться.
- Ну какой ты мне брат, скажи на милость? - развел руками Гюрги, внимательно следя за плечами собеседника. Многие авторы фехтбуков советуют все внимание упереть в глаза возможного врага, но как уже говорилось, наемник был весьма опытен. И отлично знал, что глаза являются зеркалом души только у трезвого. Пьяный же, способен на что угодно. И, так как почти любое движение рождается в корпусе, следить надо именно за плечами - видно малейшее напряжение.
- Я и телом куда темнее тебя, и лицом мы не схожи ни капельки...
- Умный ты, а дурак! - безапелляционно заявил угощений, отставив пустую кружку.
- Дурак? - переспросил Гюрги, изогнув бровь. Слова прозвучали не обидно, соответственно, кидаться в драку, дабы зверски отмстить за поруганную честь не требовалось.
- Ага! - радостно кивнул рейтар. - Умный проехал бы мимо. Вообще объехал бы это село долбанное, чтоб его!
Могучий кулак треснул по стойке. Гюрги оглянулся. Но никого это не заинтересовало. Как сидели все прочие, угрюмые, как невыспавшиеся медведи, так и сидят. И слава всем богам. Нет ничего хуже пьяной кабацкой драки один-десять...
- Если я попрошу рассказать чуть подробнее, ты не сочтешь это за оскорбление?
- Какое оскорбление, ты дурак, что ли?! - вспыхнул рейтар. - Ты ж меня угостил! Расскажу, как иначе!
Рассказ у рейтара вышел коротким, но красочным. И богохульным, конечно. Ведь ежели Бог такое допускает, то пусть будет готов к некоторому непониманию своих поступков частью паствы. И некоторому осуждению божьего промысла, мать его, Марию...
В полночь, по тракту, со стороны Праги, чтоб ей сгореть, в село въезжает семеро шведов. Судя по оснастке - драгунов. Белобрысые, с палашами и наглыми мордами. Обычные шведы, короче говоря.
Въезжают, и уезжают. А жители села и неудачливые гости теряют кого-то.
- Это как, теряют? - уточнил Гюрги.
- А так! - рейтар нравоучительно воздел палец в грязный потолок. - Не веришь, зайди в церкву, они там все и лежат, потерянные.
- Подожди, - тряхнул головой наемник, - что-то я не пойму, как это можно потерять того, кто лежит в церкви?
Рейтар склонился к самому уху собеседника, доверительно дохнул перегаром:
- “Потерять”, это у нас, в Силезии, значит, сдохнуть.
- А... - протянул Гюрги, - теперь понял. Эвфемизм хитрый.
- Чего?! - мигом посуровел силезец. - Сам ты эмфемиазм! В лоб хочешь?
- Это у нас так, в Литве говорят, когда не знают, что и сказать от превеликого удивления, - кротко пояснил Гюрги.
- В Литве? Я был у вас там в______. Пиво там хорошее, это да.
- Сам я родом из Вранобурга, он куда южнее.
- А я из Силезии, из Катовице, - грустно сказал рейтар, - только туда я больше не попаду... Потому что и меня эти сранные шведы потеряют!
Кулак снова врезался в стол.
Гюрги тяжело вздохнул, раздумывая, не ошибся ли он в рассказчике, и не поискать ли кого посвежее головой.
- Они заходят внутрь, тыкают пальцами, и от человека остается только шкура с костями, - удивительно трезвым голосом произнес силезец. - Не веришь, сходи в церкву, литвин, да глянь на тех несчастных. Хотя ты, судя по роже, из магометан, в церкве тебя скукожит вмиг!
- Не скукожит, - усмехнулся Гюрги, - потому что рожа у меня хоть и татарская, но веры я истинной. Ты мне только объясни, в чем беда. Почему ты еще здесь? Знай я, что где-то по улице бродит такая нечисть, скакал бы, сломя голову.
Могучие плечи силезца поникли.
- Раз такой умный, то попробуй.
Гюрги закусил щеку изнутри, он понял, что сейчас скажет несчастный собутыльник.
- Едешь хоть целый день, а чуть солнце коснулось горизонта, оказываешься на въезде в село. Мы же не дураки, пробовали. И не раз.
- И вы тут сидите, и просто ждете?!
- Ну да...
- И ни одной рогатки, ни заставы на въездах?! Ну вы, вы, вы...
Задохнувшийся гневом литвин жадно допил пиво, стукнул кружкой.
- Чем больше людей сюда заедет, тем больше вероятность, что шведы выберут другого?
- А на вид ты дурак дураком, - усмехнулся силезец.
- Давай напьемся, брат-солдат! - устало произнес Гюрги.
- Коли умный предлагает выпить, то только дурак откажется!
- Хозяин, водки нам! И к ней все, как положено. Только с селедки шкурку не сдирай, зарежу!
Чистая вода на утро нашлась только в поилке для лошадей. Гюрги опустил туда звенящую голову, заткнув пальцами уши. Постоял немного, чувствуя, как звон сменяется гулом.
Вчерашняя затея удалась. На славу удалась, чтоб ее ту водку проклятую...
Гюрги поднял голову, отфыркиваясь, протер лицо. Вроде стало полегче. Главное теперь обойтись без резких движений, чтобы желудок к горлу не подкатывал.
Вчерашний вечер закончился хорошо под утро. Но в привычках литвина было доскональное выполнение планов, как бы утром не было паршиво. Решимости добавляли и рассказы прочих собутыльников. Встретив нового человека, каждый из старожилов, спешил дополнить рассказ ужасающими подробностями. Почти все они рождались из смеси страха и алкоголя, но истинная часть, хоть и была мизерной, внушала уважение. И требовала проверки.
Литвин отвязал Кефальку, кое-как забрался в седло...
- Едешь, все таки? - окликнул его от дверей кабака силезец. Рейтар стоял, прислонившись к косяку. И, судя по некоторой зелености физиономии, чувствовал себя паскудно.
- Самому проверить надо.
- Упертый ты! Точно, что литвин.
- Из липков (самоназвание литовских татар) я, - поправил силезца Гюрги. - Это вроде литвинов, но не совсем.
- Во-во, из дубов, я сразу понял, - согласился рейтар. И добавил:
- Шведы приходили, как понимаешь. Мельника потеряли.
- Мельника? - переспросил наемник. - И договорится не смог?
- Кто?
- Ну мельник же. Они ж чертознаи через одного. А то и поголовно.
Рейтар промолчал, осмысливая новое знание.
Гюрги успел выехать со двора, когда новый друг заорал:
- А ты-то откуда знаешь?!
Литвин хмыкнул в ответ, и, отвернувшись, тихо-тихо, лишь для ушей верной Кефальки произнес:
- Мне ли не знать.
Гюрги ехал весь день. Погода благоволила путешествию - бабье лето, все-таки, самая чудесная пора для странствий. Солнце, казалось, как зависло на небе, так и продолжало висеть намертво приколоченным. Однако, понемногу, все же опускаясь...
Наемник, чтобы не было так скучно, распевал песни. Своего сочинения. Многие, ох, многие удивлялись такому чуду - за обликом солдата скрывался поэт. Впрочем, приглядевшись, большая часть из тех самых многих, начинала плеваться желчью. Ведь от слов песен Гюрги любой скандинавский скальд упал бы на свой меч. Про нежные души миннезингеров и говорить не стоило:
Эх, добраться бы скорей,
Ломит жопу до мудей!
Помоги Господь мой мне
Дать врагам всем по...
Последнее слово куплета застряло в глотке. Солнце коснулось краем густой щетки леса, торчащего на горизонте, а перед всадником раскинулось знакомое до боли село. Вон и церковь торчит облезлым клыком, и крыша кабака виднеется...
Гюрги почесал затылок, подергал себя за ус, сплюнул. Затем хлопнул себя по бедру:
- Вот же гадство какое...
Кефалька поддержала хозяина, копнув копытом подсохшую дорогу.
- И что делать-то будем, разлюбезная моя Кефаль Гюргиевна?..
Лошадь тихонько заржала, пряднула ушами.
- Вот и я в некотором замешательстве. Ладно, что уж тут. Поехали ночевать, благо места знакомые...
- Вернулся? - незнакомый солдат окликнул Гюрги, когда тот привязывал Кефальку.
- Ну, - односложно кивнул наемник. Рожа была совершенно незнакомой. По говору - вроде чех...
- Мы пили вчера, - понял солдат замешательство. - За Прокопа с Яном.
- Точно! - обрадованно ответил Гюрги. Правды ради, вчерашнюю пьянку он в таких подробностях не помнил. Но знать про это каждому встречному не обязательно...
- Ты ж и сказал, что поедешь утром, а сейчас смотрю, лошадь привязываешь...
Пьяная прилипчивость потомка гуситов Гюрги надоела.
- Ага. Поехал. И вернулся. И сейчас хочу пить. Ясно?
- Ну ты чего, сразу-то... - пробурчал солдат, - так бы и сказал... Морда басурманская.
Гюрги прошел мимо солдата, толкнул дверь. Направился к стойке, не забыв глянуть в угол, где вчера сидел с силезцем. Тот, как следовало ожидать, там и обретался. Притом, не один.
Рейтар, размахивая руками и пуча глаза, что-то оживленно рассказывал лопоухому парнишке. Парнишка шел пятнами, дергал тощими плечами и вообще, производил впечатление человека, напуганного до полусмерти.
- Если вы, господин, желаете пива, то кладите еще, - мордатый кабатчик пренебрежительно глядел на медяки, высыпанные перед ним.
- Не понял, - прорычал Гюрги.
- И не кричите, что зарежете! Вас много, а пива мало! И за ружье не хватайся! А то вообще медь брать перестану!
Гюрги от такой дерзости жирного хомяка даже опешил. Но спорить не стал - мало ли как повернется ситуация, а жрать и пить где-то надо. Литвин оставил в покое рукоять укороченного доппельфаустера, полез в карман, добавил пару геллеров.
- От и славно, а то сразу за ружбайку хвататься начал...
- Не мельтеши, - скривился Гюрги, махнул в сторону стола, где силезец по-прежнему что-то рассказывал новичку, - пусть туда отнесут.
- Всенепременнейше! - кабатчик расплылся в улыбке, вызвав страстное желание выбить ему несколько зубов.
Гюрги дождался, пока на стол, за которым сидели рейтар со студентом, выставят батарею кружек. Насладился удивлением, что расплывалось на лицах. И только потом объявился сам. Подошел тихонько со спины к студенту. Тот, растопырив уши, внимал силезцу. Рейтар, конечно, Гюрги заметил, но виду не подал.
- И все, становишься мешком с костями! Вонючим мешком!
- И нет пути отсюда, - замогильным голосом провыл Гюрги за спиной студента. Парень аж подпрыгнул на месте. Плюхнулся за лавку, схватился неуклюже за рукоять корда (богатую рукоять, кстати!), пискнул испуганным мышонком:
- Ой...
Заржали все, кто оказался свидетелем.
Даже мрачный силезец улыбнулся.
- Твоя правда, старый хрен, не выбраться отсюда...
- Я же говорил, дубовая твоя башка! - пожал плечами рейтар и кивнул студенту:
- Видишь этого чудака, Мессе? Он не поверил старому Эду! И попробовал уехать из этой сраной дыры! И не смог!
- Не смог, да, - не стал отрицать очевидное Гюрги. - Все ровно так, как ты и говорил. Солнце у горизонта, и все. Я вижу твою унылую харю.
- Вот! - торжествующе воскликнул рейтар, которого, как оказалось, звали Эдом.
- Так, так, это все правда... - плачуще проговорил студент, переводя взгляд с силезца на литвина.
- Нет, все неправда, - отрезал Гюрги. - Мы тебя разыгрываем. Все три сотни человек, которые ссутся с перепугу, и напиваются до скотского облика. И все из-за тебя, мой милый ученый дружок.
- Я ему сейчас в лоб дам, - вмешался Эд. - Чтобы не оскорблял своей тупостью честных солдат. Я ж ему уже полдня рассказываю, в какую глубокую жопу его занесло.
- Ты силезец, - отмахнулся Гюрги, - а значит, двоедушец. Нельзя верить силезцам. Все правильно Мессе делал. Мало и что ты ему нарассказывал!
- Ну, может и двоедушец, - степенно ответил рейтар, - зато не обманщик, и не магометанин, который сейчас в лоб получил за свои слова. А следом выхватит и студентик. А то что так смотрит непочтительно!
- Все бы вам, рейтарам, обижать маленьких, - грустно произнес Гюрги, - да и вообще, не варварские же времена на дворе. Лично я предпочитаю смывать оскорбления пивом. Хотя, помня сегодняшнее утро, возможно, кровь и удачнее в вопросах чести...
Силезец рассмеялся, схватившись за живот:
- А ты молодец, дубовый! Я сразу понял! Давай выпьем? Мессе угощает.
- Можно и выпить, - кивнул Гюрги, - но сперва дело. Ты хочешь здесь просидеть остаток жизни?
- Вчера один повесился на вожжах, а двое застрелились, - хмуро ответил рейтар, - я такого не хочу.
- Я тоже не хочу, веришь или нет. Потому, надо подумать, как бы нам избавиться от драгунской напасти. Или хотя бы натянуть им нос.
- Или их самих натянуть! - снова засмеялся Эд. - Не подумай плохо, я в шутку! Ненавижу шведов, но не настолько, чтоб уподобляться итальяшкам
Мессе, который сидел, лишь хлопая глазами, вдруг вскочил:
- Вы все врете! К чертям все!
Громко хлопнула дверь.
Солдаты переглянулись.
- К ночи вернется, - уверенно заметил силезец.
Эд оглушительно чихнул, вытер нос рукавом.
- Пыль! - коротко пояснил он недовольно взглянувшему на товарища Гюрги. - Эти чердаки...
- От твоего чиха, чуть дом не развалился, - сумрачно заявил литвин, стоящий на предпоследней перекладине деревянной лестницы, прислоненной к стене. - А еще я мог навернуться. Прям землетрясение!
- Не навернлуся же. А хозяева вернутся, починят, - аккуратно, одной кистью отмахнулся рейтар, опасаясь вызвать новую волну пыли.. - Если, конечно, вернутся.
- Куда они денутся, скоты хлевные, - беззлобно ругнулся Гюрги.
Литвин залез внутрь, расположился у входа, внимательно оглядывая место засады. Место было старым, пыльным и категорически ему не нравилось. Впрочем, объективности ради, Гюрги не любил ни чердаки, ни подвалы. Да и вообще, ко всем местам, где темно, узко и грязно, он относился с плохо скрываемым недоверием. А ну как кто бросится, зажмет в тесноте...
- Думаешь, живые? - усомнился силезец.
- Знаю, - хитро подмигнул ему наемник. - Думаешь, я настолько глуп, чтобы внаглую лезть в чужой дом, когда за спиной нет десятка улыбчивых парней с мушкетами? Во Фландрии, где народ к такому обращению привычный, может и рискнул бы. Но не здесь.
- Здесь не помешали бы парни с мушкетами и опытом Фландрии, - с лютой тоскою в голосе произнес Эд. И тут же спросил:
- Откуда знаешь про жильцов? Боров из кабака растрепал?
- Можно сказать и так, - уклончиво ответил Гюрги. - Хозяева, со всем ценным скарбом и прочей живностью, сидят сейчас в десятке дворов от нас. Тут же родичи все через одного, вот и подселились. Толпой не так страшно на тот свет уходить. Наверное.
- Как-то они хреново живность свою собирали! - ткнул пальцем Эд в угол. - Вон, целая гроздь висит!
Гюрги присмотрелся. Ну да. Самых ценных сторожей забыли.
- Вроде не должны шалить. Померзли. Или дрыхнут. А может и потерял их кто-то.
- Боюсь я их, - признался силезец, - помню, меня в детстве покусали. Думал, помру!
- А может, ты в тот день и умер, а вся твоя жизнь, лишь чередование ярких картинок в голове умирающего ребенка... - с жуткой, какой-то даже замогильной тоской, промолвил Гюрги.
Рейтар оглянулся. Во взгляде мелькнул легкий испуг.
- Шучу, - Гюрги изобразил на лице улыбку, в окружающем полумраке толком и не видную, - просто шучу, друг-солдат.
Силезец тряхнул головой, сплюнул, но ни слова не произнес.
Солдаты осторожно пробрались к крохотному чердачному окошку, выходящему на тракт. Гюрги ножом выковырял клинышки, распахнул створки. Под крышу тут же ворвался ветер, поднял пыль, закружил ее метелью...
Оглушительно чихнул Эд, затряс головой:
- Чуть уши не лопнули! Дубовый, почему дверь не закрыл?
- Прости, забыл, - повинился Гюрги.
Великодушный силезец кивнул. Затем, рейтар пробрался к окну, подышал немного свежим воздухом.
- Отсюда они и появляются. Шагах в ста, чуть больше, может.
- Сразу кучей?
Эд пожал плечами:
- Не хочу врать, литвин, не знаю. Про сто шагов мне говорили, сам не видел.
- Ну хоть что-то... Ладно, надо будет самому посмотреть... - Гюрги пригладил усы, покрутил головой.
- Слово какое знаешь, или колдун? - в лоб спросил рейтар, чьи подозрения стали весомыми настолько, что не удержать...
- Нет, точно не колдун, - наемник повернулся к товарищу, улыбнулся открыто, - но слов знаю много. И ругательных, и вообще...
- Что вообще, это, конечно, радует... - пробормотал Эд. - Но с другой-то стороны...
- Тихо! - рыкнул Гюрги, отскочив от окна. - Едут!
- Рановато! Солнце еще не село, - шепотом засомневался рейтар, схватившийся за пистолет. - Глянь, дубовый, может, вернуло кого?
Гюрги выглянул на миг, выдохнул расслабленно:
- Ага, студентик наш. Вот же бедолага... Глянь, по сторонам как смотрит потеряно...
И не поверил ведь сразу! Нажрется теперь! - убедительно произнес силезец. - В хлам и дрызг
- Мы ему сейчас и поводов добавим! - с ухмылкой, не сулящей бедному Мессе ничего хорошего, заявил Гюрги. Рейтар в который раз сплюнул неодобрительно.
Когда лошадь студента поравнялась с домом, где на чердаке засели солдаты, Гюрги поднес сложенные ладони ко рту.
Волчий вой разнесся над округой. Будто оголодавшая стая зимних волков, сплела свои голоса в одну жуткую песню.
Лошадь студента встала на дыбы, рванула по дороге. Мессе чуть не упал, но удержался.
Гюрги засмеялся во весь голос.
Рейтар встал с пола, демонстративно отряхнул грязные штаны.
- Дурак ты, дубовый, и шутки у тебя дурацкие! Я ведь чуть дерьмом не обосрался! В новые штаны!
- Ну не обосрался же, - хмыкнул Гюрги.
- Это потому что в нашей роте трусов не было никогда! - выпятив грудь, завяли силезец.
- То-то ты в одиночку тут сидишь, - подмигнул храбрецу литвин.
- Иди в жопу, друг! - огрызнулся Эд. - Дать бы тебе в лоб, так ведь изгваздаюсь весь. Ты как, будешь всю ночь сидеть?
Гюрги пожал плечами.
- Придется. Должен же я своими глазами увидеть местное чудо-юдо.
- Шведы они, дубовый, шведы! Ладно, сиди, а я пойду Мессе успокаивать. А то ведь оберут парня до последнего медяка! Знаю я этих солдат!