red_atomic_tank в "Ландскнехты" 28- Скольких я зарезал, скольких перерезал… - замурлыкал Отакар старую песню наемников и пиратов. Слова звучали негромко и ласково, что в сочетании со зловещим видом чеха казалось особенно забавным, можно сказать милым.
- Романтика моря, - вздохнул Гавел, просто, чтобы что-то сказать. Ждать исхода вот так – в полутьме и неизвестности – было особенно тяжело.
- Может все-таки выйти? – предположил Отакар. – Лошадки, опять же.
- Нет, не будем, - хмыкнул Швальбе. – Если что, будем отбиваться из-за стен, так сподручнее. Поджигать они, если что, затрахаются, тут все промокло и отсырело. А лошадки… знать судьба у них такая. Лошадинская...
Капитан, держа пистолет наготове, осторожно выглянул через пролом в кривой, прогнившей насквозь дверце. Гавел последовал его примеру, но в свою очередь, укрывшись за оконной рамой. Отакар же рассудил, что для хорошего удара по башке незваного гостя не имеет смысла предварительно смотреть на оного. Как сунется, тогда и получит.
Шум и гам отвязного веселья тем временем приблизился. Вопящий карнавал уже мелькал за поворотом дороги яркими одежками. Одновременно с ним перемещалась и граница дождевого шквала, небо прояснилось, уходящее багровое солнце бросило на часовню прощальные лучи.
- Твою ж мать. Еще и завтра ветрено будет, - прошипел Гюнтер, вспомнив, что сулит подобная окраска светила, и силясь рассмотреть, кто же галопирует за деревьями, горланя и вопя:
- Слышу голос от Святейшего Престола,
Голос Божий, призывающий к мечу.
Так идите же туда, где есть крамола,
А не то я вас от церкви отлучу!
- Точно, похабные рейтары, с этими не разойдемся, им лишь бы обобрать путников неприкаянных, - вздохнул Отакар. – Ну что, снесем пару бошек, а там как пойдет...
- Капитан, чтоб мне малефиком стать, это не рейтары! – внезапно заявил Гавел, лучше которого в роте видела только рыжеволосая Кристина. – Это шпана какая-то, но при охране!
- Черт возьми, - вздохнул Швальбе едва ли не с огорчением, настолько он свыкся с мыслью о неизбежности драки. - И верно, шпана.
Песня замолкла, зато остальной шум остался. Звучное шлепанье подков по грязи, смех, лошадиное ржание, нечленораздельная речь подвыпивших. Компания по беглому взгляду Швальбе насчитывала с десяток молодых гуляк при равной охране. Итого - десятка два скакунов, но капитан не был в точности уверен насчет соотношения. Грязь уравнивала ровным коричневым оттенком всех участников развеселой процессии, так что оставался риск ошибки. Тем более, что кавалькада практически в полном составе была здорово навеселе.
- Шпана, - повторил Отакар, расслабляясь. - Тьфу на них, прости Господи...
Риск все еще оставался, но теперь шансы отбиться, случись что, оказывались куда более высокими. Оставалось еще понять, откуда взялась вся эта компания и что забыла здесь, в дальнем углу Шварцвальда, устраивая скачки в гнусный дождь, рискуя переломать в грязи ноги очень недешевым коням.
Кто-то что-то заорал, произошел быстрый обмен фразами на французском. Хохочущая компания рванулась дальше, поднимая фонтаны грязной воды. В том направлении, откуда явились ландскнехты.
- Кто-то не считает денег... - прокомментировал Гавел, разумно не показываясь наружу. - Всю одежку после такого забега можно выкидывать, никакая прачка кружев не отстирает.
- Кружев? - не понял Отакар.
- Они одеты, как пижоны из благородных, - просветил сержант. - Хоть и грязные, как черти. - Я видел князей, которые к одежке рачительнее относились, чем эти шалопаи.
Над лесом вновь грянула удаляющаяся песня:
- Почтенный Торквемада,
Святая Церковь рада,
Святая Церковь рада, что грех отомщён!
В раю нас ждёт награда,
А их ждут муки ада!
Почтенный Торквемада, я шлю тебе поклон!
- Богохульники, - проворчал Гавел, крестясь. - Точно, юное, тупое, благородное отребье.
- А этому-то что еще нужно? - пробормотал капитан, приподнимая пистолет.
Один из всадников остался у часовенки. Здоровенный, полностью закутанный в плащ, на могучем коне-тяжеловесе, который словно прискакал напрямую из рыцарского романа. Подождав с полминуты, неизвестный откинул капюшон и задрал голову, словно ловя отзвуки песни.
Слышу голос от Святейшего Престола,
Он ругает за неверие и грех.
Преклонюсь пред тканью папского подола,
И понтифик скажет мне: "Убей их всех"!
Я клянусь, что станет чище и добрее
Еретик посредством жаркого огня.
Иудеи, каиниты, манихеи,
Вы очиститесь сегодня у меня!
Всадник покачал головой и перекрестился, совсем как сержант Гавел. Немного склонился, уставившись вниз и выбирая место посуше. Тронул поводья, так что конь фыркнул и степенно отступил на пару шагов. Всадник спрыгнул на землю, тяжеловесно, однако с определенным изяществом. Точь в точь будто рыцарь в годах, привыкший к постоянной тяжести доспеха или, на худой конец, поддетой под камзол кольчуги. Гюнтер смерил взглядом здоровенного мужика и внутренне подобрался. Чутье и опыт бывалого солдата подсказали - гость в одиночку стоит всей умчавшейся банды.
- Капитан, глянь, чего он к седлу подвесил, - заметил Гавел.
Отакар засопел, выглядывая поверх уха Швальбе.
У седла здоровенного мужика висел меч. Не шпага, не тесак и даже не двуручная сабля, которую уважали адепты большинства немецких фехтовальных братств. Самый настоящий меч, по виду и форме "бастард", а по размеру - немного облегченный "zweihänder" без второй пары дужек и с широченным перекрестием. Такие железки, конечно, все еще кое-где воевали, однако исключительно там, где требовалось прорываться напропалую через лес пик. И то, скажем, Швальбе за свою бытность обычным солдатом видывал этакое страшилище от силы раза три, и то издали.
- Или он дурак, или ... - капитан не закончил очевидную мысль. На дурака мужик совсем не походил.
Человек в плаще зашагал к часовне, весьма целеустремленно. Внешне он казался безоружным, однако под мешковатым плащом могло скрываться все, что угодно. А еще пришелец был совершенно, просто абсолютно трезв, в отличие от своих прежних спутников.
- Может выйти, да навешать ему? - предложил Отакар. Чех был в роте самым сильным, поэтому, как это временами случается у здоровяков, сильно не любил, когда кто-то оказывался больше него.
- Ждем, - оборвал Гюнтер. - Вдруг засада.
В засаду капитан не верил, однако его тревожила нездоровая ситуация и обстановка. Все кругом было как-то ... неправильно. Потому Швальбе предпочел подождать и немного побыть смешным, нежели оказаться постоянно мертвым.
Пришелец подошел достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть его во всех деталях. Высокий, по крайней мере, на ладонь выше Отакара, которого как-то шутки ради измерили специальной мерной бечевкой Абрафо и нашли в гренадере ровно шесть английских футов с маленьким избытком. Широкий, именно широкий, а не дородный, как тот же Абрафо-Абрам - плащ свисал с могучих плеч, а не облегал пузо. Седой, коротко стриженый и с гладко бритым лицом - ни усов, ни бороды. Физиономия у мужика была под стать всему остальному - крупные резкие черты с глубокими морщинами и умными, внимательными глазами.
- Господа, - неожиданно заговорил пришелец, остановившись в нескольких шагах от двери. Говорил он по-французски, но с таким жутким немецким акцентом, что уши сами завивались в хитрую трубочку.
- Господа, насколько я понимаю, именно вас я должен здесь встретить?
- Давай по-нашему, по-человечески - в свою очередь по-немецки крикнул из-за укрытия Швальбе.
- Как пожелаете, - мужик перешел на немецкое наречие и слабо улыбнулся. При его лице и прямо скажем, "богатой" мимике выглядело это жутковато. Так мог бы усмехнуться деревянный божок. Впрочем, надо сказать, что зловещей улыбка не казалась. Просто не повезло человеку с дубовой мордой лица, бывает.
- Я должен встретить и сопроводить некоего капитана Швальбе со спутниками. Если это вы, то знаете, что следует ответить.
- А я бы ему все-таки накостылял, - заметил Отакар, не особо таясь, достаточно громко. - Прох-фи-лак-тицки.
Мужик вздохнул, посмотрел куда-то в сторону и вдаль, сказал что-то короткое и очень ругательное. Вроде как в никуда сказал, но внушительно, вдумчиво. Швальбе не сдержался и хмыкнул, а Отакар заволновался:
- Чего, чего он сбрехал то?! Это что за "шозериз" такой?
- Да так... разное, - отмахнулся капитан и обратился уже к здоровяку, выговаривая как можно четче и внятнее. - Дечинские передают привет младшим братьям!
Пару мгновение здоровяк молчал, а затем улыбнулся еще шире и еще деревяннее.
- Добро пожаловать, капитан, - сказал он. - Я Вольфрам фон Эшенбах, сопровожу вас по пути в лагерь. Там вам уже расскажут, что и как.
Швальбе глубоко вздохнул, качая головой, как будто разминая шейные позвонки. Все вроде происходило правильно, однако ... Недостаточно правильно. Что-то во всем этом было глубоко неправильно. Или даже не так... "Неправильно" - слишком сильное слово. Вот логово подземных карлов с деревянными угробищами - это неправильно и зловеще. А здесь...
"Несерьезно" - пришло ему на ум, и Гюнтер согласился с нежданной мыслью. Это было несерьезно и совершенно непрактично.
Капитан снова вздохнул и толкнул хилую дверцу, та не выдержала и развалилась. Пнув болтающийся на проржавевшей петле кусок, Гюнтер шагнул наружу. За ним, сопя и чертыхаясь шепотом, полез гренадер. По пути Отакар бормотал:
- Развелось аристократиев всяких, фонов, сэров и прочих пэров...
Осторожный Гавел счел за лучшее пока что схорониться и часовню не покидать. Сержант незаметно улыбался в усы и думал - все-таки хорошо, что Отакар, как и любой чех, неплохо понимает немецкий, но путается в разных местечковых говорах. Пойми он слова здоровяка - драки не миновать. Но больно уж к месту пришлось это "Schnauze riss".
"Морда треснет".
Они встали друг против друга. Внешне спокойный до непробиваемости Вольфрам, подтянутый и осторожный Швальбе, да Отакар, которому вроде и драки хотелось, и кололось в силу субординации.
- Не нравится мне такая мысль, - наконец сумрачно сказал Гюнтер, осторожно подбирая слова. - Дело уже к ночи, грязи по колено, кони уставшие. А до темени всяко не управимся. Давайте-ка лучше без спешки обойдемся. Мы тут переночуем, под крышей. А завтра по рассвету выедем и до места доберемся.
Капитан выдохнул, повел плечами под плотной курткой и закончил:
- К тому же не зря мы здесь ... оказались. С такой задачкой по темноте скакать ... не стоит.
Вольфрам поджал и без того тонкие бесцветные губы. Услышанное немцу явно не понравилось, однако Швальбе готов был зуб дать, что не из-за проволочки. Приезжего фона зацепило упоминание о "задачке". Такую кислую мину капитан видел у бретеров, которым предлагали заколоть какого-нибудь вредного человечка за пол-цены. Не то, чтобы недовольство, скорее профессиональная оскорбленность. Но вот почему Эшенбах воспринял его слова именно так - Швальбе не понял.
- Как пожелаете, - неожиданно легко согласился Вольфрам. - Если не против, я поставлю моего коня к вашим. Останусь с вами, переночую.
- Не против, - вымолвил Гюнтер с некоторым сомнением. Он ожидал, что странный немец вернется к своим, в лагерь, до утра. - Там места хватит. Только у нас все по-походному, жестко и скудно.
- Мне привычно, - скупо отозвался Вольфрам, уже на ходу, шагая к лошади. Плащ раскачивался в такт его движениям, как сложенные крылья летучей мыши. Капитан мимоходом подумал, а может это вообще не человек, а вампир? Украдкой перекрестил фона в спину, однако тот не спешил развеиваться туманом. Гюнтер пожалел, что нет с компанией Йожина, великого мастера во всем, что касалось упырей. Тот сразу бы определил истину. Или на худой конец Мирослава, тоже немалого искусника во всяких проявлениях Ночи.
Солнце закатилось быстро. Вот вроде только что светилась красная полоска над угловатой черной линией деревьев - и уже нет ее. Ночь выдалась безлунная, однако свет зажигать не стали. Кони вели себя спокойно, ничто не указывало на близкое наличие какой-нито нечистой силы в любом обличье.
Фон Эшенбах отказался и от вина, и от еды. Даже виноградной водкой вежливо, однако настойчиво пренебрег. Расседлав коня и привязав его к старой коновязи, Вольфрам отстегнул меч и, не вынимая из ножен, опустился на колени. Начал молиться, используя оружие как распятие, склонив голову и безмолвно шевеля губами. В своем плаще, в молитве перед здоровенным мечом он словно явился из прошлого. Будто Раймонд Триполитанский, что преклонил колени перед Истинным Крестом у Тивериадского озера в 1187 году от Рождества Христова. Даже Отакар перестал бурчать и всячески демонстрировать свое неприятие. Больно уж не от мира сего казался Эшенбах, взвешивающий каждое действие и каждое слово, словно паладин минувших веков.
Гюнтер, глядя на все это, хотел было плюнуть в сердцах, но передумал и лишь удобнее устроился перед сном. Он думал, что богобоязненный соотечественник и спать устроится снаружи, однако Вольфрам после молитвы все же перебрался под худую, но крышу, в часовню. Под голову уместил седло, завернулся плотнее в плащ, а меч положил на грудь, как рыцарь в усыпальнице.
- Дружище, - впервые обратился к Вольфраму Гавел. - А эта большая красивая бритва тебе для красоты или для дела?
Фон Эшенбах помолчал, видимо соображая, о чем говорит чех. Понял и ответил коротко, будто шинкуя слова по слогам той самой "бритвой":
- Doppelsoldner . Пять лет отходил на контракте. Привык к нему.
Гавел в замешательстве почесал нос. Сержанту явно хотелось позадавать еще немало вопросов, однако он сдержался. За стенами часовни струилась спадающая вода, шлепали капли с мокрой крыши. Лошади переступали с ноги на ноги, время от времени негромко всхрапывая.
Отакар держал первую сторожевую смену. Остальные наемники отошли ко сну молча, без обычных шуток и даже без обязательного похабного анекдота. И уже когда Гюнтер начал потихоньку проваливаться в забытье, Вольфрам негромко заговорил.
- Капитан Швальбе?
- Да... чего... - буркнул означенный капитан.
- Завтра вы увидите вещи... - Вольфрам помолчал. - Которые вам могут не понравиться.
- Это опасно? - быстро уточнил Швальбе, про себя проклиная тупого мечника, который только сейчас удосужился раскрутиться на откровенность.
- Нет, - совсем непонятно ответил фон Эшенбах. - Оно вам просто не понравится. Будьте к этому готовы и не торопитесь сразу высказывать все, что думаете по этому поводу.
- А можно поподробнее? - язвительно вопросил во тьме капитан. - Чего такое я могу увидеть, что не опасно, но так отвратно, что прямо-таки не сдержаться?
- Вы все увидите сами, - с вежливой непреклонностью отрезал Вольфрам. - И еще...
- Что?.. - с усталой обреченностью спросил Гюнтер.
- Завтра ближе к полудню к нам присоединится некая персона. Она не раз высказывалась, что имеет некие претензии к некоему "капитану Швальбе, подлой бестии и скотине". Не знаю, тот ли вы Швальбе, однако примите совет - наточите утром шпагу получше.
- Ага, - только и сказал Гюнтер, благоразумно решив, что если уж день прошел, как ярмарочный балаган с рогатыми конями и дрессированной полоумной свиньей, то наверное, закончиться он должен соответствующе. Не стоит противиться судьбе и вообще удивляться сверх меры. Завтра так завтра.
- Доброй ночи, - вежливо пожелал фон Эшенбах.
- Спасибо, и вас так же, - Гюнтер вложил в ответное пожелание весь словесный яд, который только смог, однако не понял, достигла цели хотя бы капля. Капитан шепотом выругался, перевернулся на другой бок и попытался заснуть под храп Отакара.
_______________________________________
- Романтика моря, - вздохнул Гавел, просто, чтобы что-то сказать. Ждать исхода вот так – в полутьме и неизвестности – было особенно тяжело.
- Может все-таки выйти? – предположил Отакар. – Лошадки, опять же.
- Нет, не будем, - хмыкнул Швальбе. – Если что, будем отбиваться из-за стен, так сподручнее. Поджигать они, если что, затрахаются, тут все промокло и отсырело. А лошадки… знать судьба у них такая. Лошадинская...
Капитан, держа пистолет наготове, осторожно выглянул через пролом в кривой, прогнившей насквозь дверце. Гавел последовал его примеру, но в свою очередь, укрывшись за оконной рамой. Отакар же рассудил, что для хорошего удара по башке незваного гостя не имеет смысла предварительно смотреть на оного. Как сунется, тогда и получит.
Шум и гам отвязного веселья тем временем приблизился. Вопящий карнавал уже мелькал за поворотом дороги яркими одежками. Одновременно с ним перемещалась и граница дождевого шквала, небо прояснилось, уходящее багровое солнце бросило на часовню прощальные лучи.
- Твою ж мать. Еще и завтра ветрено будет, - прошипел Гюнтер, вспомнив, что сулит подобная окраска светила, и силясь рассмотреть, кто же галопирует за деревьями, горланя и вопя:
- Слышу голос от Святейшего Престола,
Голос Божий, призывающий к мечу.
Так идите же туда, где есть крамола,
А не то я вас от церкви отлучу!
- Точно, похабные рейтары, с этими не разойдемся, им лишь бы обобрать путников неприкаянных, - вздохнул Отакар. – Ну что, снесем пару бошек, а там как пойдет...
- Капитан, чтоб мне малефиком стать, это не рейтары! – внезапно заявил Гавел, лучше которого в роте видела только рыжеволосая Кристина. – Это шпана какая-то, но при охране!
- Черт возьми, - вздохнул Швальбе едва ли не с огорчением, настолько он свыкся с мыслью о неизбежности драки. - И верно, шпана.
Песня замолкла, зато остальной шум остался. Звучное шлепанье подков по грязи, смех, лошадиное ржание, нечленораздельная речь подвыпивших. Компания по беглому взгляду Швальбе насчитывала с десяток молодых гуляк при равной охране. Итого - десятка два скакунов, но капитан не был в точности уверен насчет соотношения. Грязь уравнивала ровным коричневым оттенком всех участников развеселой процессии, так что оставался риск ошибки. Тем более, что кавалькада практически в полном составе была здорово навеселе.
- Шпана, - повторил Отакар, расслабляясь. - Тьфу на них, прости Господи...
Риск все еще оставался, но теперь шансы отбиться, случись что, оказывались куда более высокими. Оставалось еще понять, откуда взялась вся эта компания и что забыла здесь, в дальнем углу Шварцвальда, устраивая скачки в гнусный дождь, рискуя переломать в грязи ноги очень недешевым коням.
Кто-то что-то заорал, произошел быстрый обмен фразами на французском. Хохочущая компания рванулась дальше, поднимая фонтаны грязной воды. В том направлении, откуда явились ландскнехты.
- Кто-то не считает денег... - прокомментировал Гавел, разумно не показываясь наружу. - Всю одежку после такого забега можно выкидывать, никакая прачка кружев не отстирает.
- Кружев? - не понял Отакар.
- Они одеты, как пижоны из благородных, - просветил сержант. - Хоть и грязные, как черти. - Я видел князей, которые к одежке рачительнее относились, чем эти шалопаи.
Над лесом вновь грянула удаляющаяся песня:
- Почтенный Торквемада,
Святая Церковь рада,
Святая Церковь рада, что грех отомщён!
В раю нас ждёт награда,
А их ждут муки ада!
Почтенный Торквемада, я шлю тебе поклон!
- Богохульники, - проворчал Гавел, крестясь. - Точно, юное, тупое, благородное отребье.
- А этому-то что еще нужно? - пробормотал капитан, приподнимая пистолет.
Один из всадников остался у часовенки. Здоровенный, полностью закутанный в плащ, на могучем коне-тяжеловесе, который словно прискакал напрямую из рыцарского романа. Подождав с полминуты, неизвестный откинул капюшон и задрал голову, словно ловя отзвуки песни.
Слышу голос от Святейшего Престола,
Он ругает за неверие и грех.
Преклонюсь пред тканью папского подола,
И понтифик скажет мне: "Убей их всех"!
Я клянусь, что станет чище и добрее
Еретик посредством жаркого огня.
Иудеи, каиниты, манихеи,
Вы очиститесь сегодня у меня!
Всадник покачал головой и перекрестился, совсем как сержант Гавел. Немного склонился, уставившись вниз и выбирая место посуше. Тронул поводья, так что конь фыркнул и степенно отступил на пару шагов. Всадник спрыгнул на землю, тяжеловесно, однако с определенным изяществом. Точь в точь будто рыцарь в годах, привыкший к постоянной тяжести доспеха или, на худой конец, поддетой под камзол кольчуги. Гюнтер смерил взглядом здоровенного мужика и внутренне подобрался. Чутье и опыт бывалого солдата подсказали - гость в одиночку стоит всей умчавшейся банды.
- Капитан, глянь, чего он к седлу подвесил, - заметил Гавел.
Отакар засопел, выглядывая поверх уха Швальбе.
У седла здоровенного мужика висел меч. Не шпага, не тесак и даже не двуручная сабля, которую уважали адепты большинства немецких фехтовальных братств. Самый настоящий меч, по виду и форме "бастард", а по размеру - немного облегченный "zweihänder" без второй пары дужек и с широченным перекрестием. Такие железки, конечно, все еще кое-где воевали, однако исключительно там, где требовалось прорываться напропалую через лес пик. И то, скажем, Швальбе за свою бытность обычным солдатом видывал этакое страшилище от силы раза три, и то издали.
- Или он дурак, или ... - капитан не закончил очевидную мысль. На дурака мужик совсем не походил.
Человек в плаще зашагал к часовне, весьма целеустремленно. Внешне он казался безоружным, однако под мешковатым плащом могло скрываться все, что угодно. А еще пришелец был совершенно, просто абсолютно трезв, в отличие от своих прежних спутников.
- Может выйти, да навешать ему? - предложил Отакар. Чех был в роте самым сильным, поэтому, как это временами случается у здоровяков, сильно не любил, когда кто-то оказывался больше него.
- Ждем, - оборвал Гюнтер. - Вдруг засада.
В засаду капитан не верил, однако его тревожила нездоровая ситуация и обстановка. Все кругом было как-то ... неправильно. Потому Швальбе предпочел подождать и немного побыть смешным, нежели оказаться постоянно мертвым.
Пришелец подошел достаточно близко, чтобы можно было рассмотреть его во всех деталях. Высокий, по крайней мере, на ладонь выше Отакара, которого как-то шутки ради измерили специальной мерной бечевкой Абрафо и нашли в гренадере ровно шесть английских футов с маленьким избытком. Широкий, именно широкий, а не дородный, как тот же Абрафо-Абрам - плащ свисал с могучих плеч, а не облегал пузо. Седой, коротко стриженый и с гладко бритым лицом - ни усов, ни бороды. Физиономия у мужика была под стать всему остальному - крупные резкие черты с глубокими морщинами и умными, внимательными глазами.
- Господа, - неожиданно заговорил пришелец, остановившись в нескольких шагах от двери. Говорил он по-французски, но с таким жутким немецким акцентом, что уши сами завивались в хитрую трубочку.
- Господа, насколько я понимаю, именно вас я должен здесь встретить?
- Давай по-нашему, по-человечески - в свою очередь по-немецки крикнул из-за укрытия Швальбе.
- Как пожелаете, - мужик перешел на немецкое наречие и слабо улыбнулся. При его лице и прямо скажем, "богатой" мимике выглядело это жутковато. Так мог бы усмехнуться деревянный божок. Впрочем, надо сказать, что зловещей улыбка не казалась. Просто не повезло человеку с дубовой мордой лица, бывает.
- Я должен встретить и сопроводить некоего капитана Швальбе со спутниками. Если это вы, то знаете, что следует ответить.
- А я бы ему все-таки накостылял, - заметил Отакар, не особо таясь, достаточно громко. - Прох-фи-лак-тицки.
Мужик вздохнул, посмотрел куда-то в сторону и вдаль, сказал что-то короткое и очень ругательное. Вроде как в никуда сказал, но внушительно, вдумчиво. Швальбе не сдержался и хмыкнул, а Отакар заволновался:
- Чего, чего он сбрехал то?! Это что за "шозериз" такой?
- Да так... разное, - отмахнулся капитан и обратился уже к здоровяку, выговаривая как можно четче и внятнее. - Дечинские передают привет младшим братьям!
Пару мгновение здоровяк молчал, а затем улыбнулся еще шире и еще деревяннее.
- Добро пожаловать, капитан, - сказал он. - Я Вольфрам фон Эшенбах, сопровожу вас по пути в лагерь. Там вам уже расскажут, что и как.
Швальбе глубоко вздохнул, качая головой, как будто разминая шейные позвонки. Все вроде происходило правильно, однако ... Недостаточно правильно. Что-то во всем этом было глубоко неправильно. Или даже не так... "Неправильно" - слишком сильное слово. Вот логово подземных карлов с деревянными угробищами - это неправильно и зловеще. А здесь...
"Несерьезно" - пришло ему на ум, и Гюнтер согласился с нежданной мыслью. Это было несерьезно и совершенно непрактично.
Капитан снова вздохнул и толкнул хилую дверцу, та не выдержала и развалилась. Пнув болтающийся на проржавевшей петле кусок, Гюнтер шагнул наружу. За ним, сопя и чертыхаясь шепотом, полез гренадер. По пути Отакар бормотал:
- Развелось аристократиев всяких, фонов, сэров и прочих пэров...
Осторожный Гавел счел за лучшее пока что схорониться и часовню не покидать. Сержант незаметно улыбался в усы и думал - все-таки хорошо, что Отакар, как и любой чех, неплохо понимает немецкий, но путается в разных местечковых говорах. Пойми он слова здоровяка - драки не миновать. Но больно уж к месту пришлось это "Schnauze riss".
"Морда треснет".
Они встали друг против друга. Внешне спокойный до непробиваемости Вольфрам, подтянутый и осторожный Швальбе, да Отакар, которому вроде и драки хотелось, и кололось в силу субординации.
- Не нравится мне такая мысль, - наконец сумрачно сказал Гюнтер, осторожно подбирая слова. - Дело уже к ночи, грязи по колено, кони уставшие. А до темени всяко не управимся. Давайте-ка лучше без спешки обойдемся. Мы тут переночуем, под крышей. А завтра по рассвету выедем и до места доберемся.
Капитан выдохнул, повел плечами под плотной курткой и закончил:
- К тому же не зря мы здесь ... оказались. С такой задачкой по темноте скакать ... не стоит.
Вольфрам поджал и без того тонкие бесцветные губы. Услышанное немцу явно не понравилось, однако Швальбе готов был зуб дать, что не из-за проволочки. Приезжего фона зацепило упоминание о "задачке". Такую кислую мину капитан видел у бретеров, которым предлагали заколоть какого-нибудь вредного человечка за пол-цены. Не то, чтобы недовольство, скорее профессиональная оскорбленность. Но вот почему Эшенбах воспринял его слова именно так - Швальбе не понял.
- Как пожелаете, - неожиданно легко согласился Вольфрам. - Если не против, я поставлю моего коня к вашим. Останусь с вами, переночую.
- Не против, - вымолвил Гюнтер с некоторым сомнением. Он ожидал, что странный немец вернется к своим, в лагерь, до утра. - Там места хватит. Только у нас все по-походному, жестко и скудно.
- Мне привычно, - скупо отозвался Вольфрам, уже на ходу, шагая к лошади. Плащ раскачивался в такт его движениям, как сложенные крылья летучей мыши. Капитан мимоходом подумал, а может это вообще не человек, а вампир? Украдкой перекрестил фона в спину, однако тот не спешил развеиваться туманом. Гюнтер пожалел, что нет с компанией Йожина, великого мастера во всем, что касалось упырей. Тот сразу бы определил истину. Или на худой конец Мирослава, тоже немалого искусника во всяких проявлениях Ночи.
Солнце закатилось быстро. Вот вроде только что светилась красная полоска над угловатой черной линией деревьев - и уже нет ее. Ночь выдалась безлунная, однако свет зажигать не стали. Кони вели себя спокойно, ничто не указывало на близкое наличие какой-нито нечистой силы в любом обличье.
Фон Эшенбах отказался и от вина, и от еды. Даже виноградной водкой вежливо, однако настойчиво пренебрег. Расседлав коня и привязав его к старой коновязи, Вольфрам отстегнул меч и, не вынимая из ножен, опустился на колени. Начал молиться, используя оружие как распятие, склонив голову и безмолвно шевеля губами. В своем плаще, в молитве перед здоровенным мечом он словно явился из прошлого. Будто Раймонд Триполитанский, что преклонил колени перед Истинным Крестом у Тивериадского озера в 1187 году от Рождества Христова. Даже Отакар перестал бурчать и всячески демонстрировать свое неприятие. Больно уж не от мира сего казался Эшенбах, взвешивающий каждое действие и каждое слово, словно паладин минувших веков.
Гюнтер, глядя на все это, хотел было плюнуть в сердцах, но передумал и лишь удобнее устроился перед сном. Он думал, что богобоязненный соотечественник и спать устроится снаружи, однако Вольфрам после молитвы все же перебрался под худую, но крышу, в часовню. Под голову уместил седло, завернулся плотнее в плащ, а меч положил на грудь, как рыцарь в усыпальнице.
- Дружище, - впервые обратился к Вольфраму Гавел. - А эта большая красивая бритва тебе для красоты или для дела?
Фон Эшенбах помолчал, видимо соображая, о чем говорит чех. Понял и ответил коротко, будто шинкуя слова по слогам той самой "бритвой":
- Doppelsoldner . Пять лет отходил на контракте. Привык к нему.
Гавел в замешательстве почесал нос. Сержанту явно хотелось позадавать еще немало вопросов, однако он сдержался. За стенами часовни струилась спадающая вода, шлепали капли с мокрой крыши. Лошади переступали с ноги на ноги, время от времени негромко всхрапывая.
Отакар держал первую сторожевую смену. Остальные наемники отошли ко сну молча, без обычных шуток и даже без обязательного похабного анекдота. И уже когда Гюнтер начал потихоньку проваливаться в забытье, Вольфрам негромко заговорил.
- Капитан Швальбе?
- Да... чего... - буркнул означенный капитан.
- Завтра вы увидите вещи... - Вольфрам помолчал. - Которые вам могут не понравиться.
- Это опасно? - быстро уточнил Швальбе, про себя проклиная тупого мечника, который только сейчас удосужился раскрутиться на откровенность.
- Нет, - совсем непонятно ответил фон Эшенбах. - Оно вам просто не понравится. Будьте к этому готовы и не торопитесь сразу высказывать все, что думаете по этому поводу.
- А можно поподробнее? - язвительно вопросил во тьме капитан. - Чего такое я могу увидеть, что не опасно, но так отвратно, что прямо-таки не сдержаться?
- Вы все увидите сами, - с вежливой непреклонностью отрезал Вольфрам. - И еще...
- Что?.. - с усталой обреченностью спросил Гюнтер.
- Завтра ближе к полудню к нам присоединится некая персона. Она не раз высказывалась, что имеет некие претензии к некоему "капитану Швальбе, подлой бестии и скотине". Не знаю, тот ли вы Швальбе, однако примите совет - наточите утром шпагу получше.
- Ага, - только и сказал Гюнтер, благоразумно решив, что если уж день прошел, как ярмарочный балаган с рогатыми конями и дрессированной полоумной свиньей, то наверное, закончиться он должен соответствующе. Не стоит противиться судьбе и вообще удивляться сверх меры. Завтра так завтра.
- Доброй ночи, - вежливо пожелал фон Эшенбах.
- Спасибо, и вас так же, - Гюнтер вложил в ответное пожелание весь словесный яд, который только смог, однако не понял, достигла цели хотя бы капля. Капитан шепотом выругался, перевернулся на другой бок и попытался заснуть под храп Отакара.
_______________________________________