irkuem (irkuem) wrote,
irkuem
irkuem

Categories:

До Неё

Оригинал взят у tt_762 в Рассказ
Неделя осталась, но лучше раньше выложу. Не уверен что у компа буду. И может, френды что-то подскажут-поправят.




— Инуся, подушку забыли!

— Сейчас, пап!

…Скачут серые в крапинку ступени под ногами, взлетает девчонка на пятый этаж. Подъезд огромен и гулок, он неизменно полон солнечного света или звездно-лунного сияния, квадрат шахты так и не поставленного лифта зияет торжественной бездной, если свеситься в эту пропасть, аж дух захватывает. Но Инка обещала не свешиваться и не свешивается! Да сегодня и некогда. Прыгает девчонка по ступенькам, стучат светлые косички по узким плечам.

Что такое десять лет? Возраст испытаний, познаний и отсутствия усталости. Вот и дверь: новенькая, высоченная, оббитая свежим дерматином. И сам дом новый, свежий и просторный, как будущий коммунизм. Построено здание на излете расцвета Первой Столицы УССР. Пусть столица теперь в Киеве, но и тут, у нас, ого, как современно и замечательно!


…Инка хватает сиротливо дожидающуюся на диване подушку и снова выносится на лестницу. Утренняя прохлада приятна, настежь распахнуты огромные окна, дробь сандалий отзывается горным эхом. Ждет почти загруженная машина во дворе. Ох, хлопотное это дело, сборы…

С переездом на дачу в этом году припозднились. То у папы не было времени, то институтская машина оказывалась занята. Уж июнь на исходе, а все в городе приходится жариться. Но ничего! Вот он счастливый день – вперед, на дачу!

…Взвывает пружина подъездной двери – Инка с подушкой в обнимку выскакивает во двор. Грузовик наготове: шофер помогает поднимать в кузов кадку с пальмой, папа с дядей Борей пристраивают ценное растение среди никелированных кроватных спинок, набитых выварок и матрацев. А как же, разве можно растение в квартире без надзора оставлять? Инка любит городскую квартиру, но только не летом. Нынче нужно на даче жить, и так последними приедем. Пора бы уж, пора…

Ночью прошел дождь, двор, просторный с юными тополями-свечами, еще не до конца просох. Маленькая Лидася изучающее тыкает пальцем в покрышку грузовика, бабушка вздыхает и оттирает палец внучки носовым платком. Ну а что такого – три годика, пора начального познания мира.

— Ну-ка…

Инка ахает, взлетая на папиных руках в высокий кузов. Дядя Боря, смеется, усаживает парашютистку с удобством, на рулон свернутого матраса. Бабуля с сестричкой садятся в кабину к шоферу — Лидася поедет на бабушкиных руках. Вот нет же у малой понимания, сколь поучительно смотреть как рулят. Ну ничего, наверху, с ветерком, даже лучше!

Папа одним движением вскидывает себя в кузов – приятно глянуть на отточенные движения сильного тела в белой парадной форме. Нет, папа не командир РККА, и не моряк-летчик, у него своя важная служба. Молотки и «французские ключи» и крупные звезды на петлицах – преподаватель-железнодорожник. Если кто думает что это звание так себе, то очень сильно ошибается. Приравнивается к майору Красной Армии! Ведь без железных дорог ни туда и не сюда – передовая область техники, главный нерв огромной страны.

Папа одергивает китель и хлопает по крыше кабины:

— Поехали!

Грузовик выруливает к арке выезда – хочется пригнуться, Инка чувствует себя на немыслимой высоте, почти как на самолете раскачиваешься.

Ехать жутко далеко, за другой конец города. На Веснина полуторка останавливается, папа и дядя Боря «заскакивают» в гастроном за провиантом. Инка спохватывается, лезет проверять собственную сумку, нет, ничего не забыто, все на месте: новый набор карандашей, компас, оловянный браунинг, «20 тысяч лье под водой». Петрушка в сумку не втиснулся, но бабушка обещала за ним отдельно присмотреть – у Петрушки голова из папье-маше, нос и так покарябанный, как бы не случилось что с героем.

Ужас! К десяти годам обрастаешь такими количеством скарба, что даже удивительно. Инка застегивает свою потрепанную сумку, с таким трудом выпрошенную у мамочки. Мама уже три дня как проживает в поселке Научный – готовит дачу к приезду, мучается в «диких условиях».

Дядя Боря и папа загружают провиант, свертки из оберточной бумаги – большие и «фунтики», дюжина ситро и прочее, выглядит многообещающе. А как пахнет круглый белый хлеб! Это же поэма, а не аромат. Темные бутылки пива мелодично позвякивают, но особого смысла в этой мелодии Инка не улавливает – оно же горькое! Ну да ладно – замысловатый мужской напиток.

…Просторна в воскресное утро улица Веснина, просторна Сумская, на которую выкатывает озабоченно порыкивающий грузовик. Отдыхает выходной, весь в утренней прохладе город, еще дремлют новые высокие дома, слабо шелестят листвой юные каштаны. Днем припечет, горожане потянутся в парки и скверы, но мы-то будем далеко, на свободе…

…Катит грузовик, грызет Инка упоительно вкусную свежайшую горбушку. Вот остается справа по борту громада площади Дзержинского, такая торжественная и ослепительная, со ступенчатым силуэтом Госпрома вдали. Вот так оно, большое путешествие, и начинается: от родных мест, к дальним, тоже родным…

…Стараясь не обплескаться непослушной бутылкой ситра, Инка размышляет над логикой Больших Путешествий. Вот всем хорош СССР, но для первооткрывателей тут трудности: почти все уже пооткрыто. Прошедший год для Инки выдался непрост: выбирался путь дальнейшего жизненного движения. В путешественницы или в летчицы? К летним каникулам пришло твердое понимание – в путешественницы и первооткрывательницы и никак иначе! Потому как многое на морях нужно открывать, особенно на северных. Моря Инка очень любила. В большей степени Азовское, поскольку до Черного так, в общем-то, доехать пока и не удалось. Ничего, доберемся этим летом – вот папа в отпуск пойдет…

Сияли трамвайные пути на спуске от площади Тевелева, стучали подковы колхозных телег, проносились «эмки», урчал деловитый ГАЗ. В стороне остался шумный рынок Благбаза. Инка перебралась ближе к отцу, сидела на сильных руках, слушала, как папа дяде Боре о последних республиканских соревнованиях рассказывает.

— Так-що первое место по эстафете и полосе препятствий мы взяли уверенно…

Они похожи: папа и дядя Боря. Оба кудрявые, спортивные, «мечта женщин» как неоднозначно ворчит мама. Боря в городе проездом – он студент, перешел на второй курс Краснодарского сельхозинститута. Будет виноград выращивать. Смешно – вон какой сильный, и вдруг «виноград»?! Папа – главный по физподготовке главного городского института. По крайней мере, Инка твердо уверена, что институт инженеров транспорта самый главнейший. Ведь без его выпускников из города вообще не уедешь – вся железная дорога на них держится. А Полоса Препятствий это, наверное, самый современный вид спорта, он самое нужное для Труда и Обороны объединяет…

Кончилась длиннющая улица Свердлова, вырвалась машина на шоссе, словно барьеры перепрыгав узкие переулки окраины. Красота! Речушки и луга, рощицы и овражки, мелькают телеграфные столбы, словно те точки и тире, что пока не даются Инке. Сложная азбука эта Морзе, с нормальными буквами как-то попроще…

…Смотрит девочка в голубое и глубокое украинское небо, щурит то один, то другой глаз. Катится по небосводу летнее солнце, припекает, от ночного дождя и следа не осталось. Проносятся кроны высоченных придорожных тополей, зеленеет листва яблонь и шелковиц… Ничего, лето еще длинное. На дачах Инку давно ждет команда: народ сплошь знакомый, все дети институтских работников. В городе, конечно, зимой тоже встречались, но то ж совсем другое дело! Ого, поселок Научный это и пруд, и дубовый лес, и ощипывание смородины и малины, постройка планеров и всеобщая объездка пусть единственного-облезлого, зато вполне взрослого велосипеда. Тысяча неотложных дел! А когда ноги уже отказываются бегать, можно залезть на крышу и почитать. «20 тысяч лье» это только для затравки, на один зубок, у народа тоже книги есть, пойдет обмен…

…Сворачивает машина на улочку-грунтовку, скребут ветви груш по кузову и фанерной кабине. Сейчас-сейчас!

Смеясь, спрыгивают на траву у калитки папа и дядя Боря, прыгает в их руки нетерпеливая Инка, несется по дорожке вглубь сада:

— Мамуся, мы приехали!

Дача малюсенькая, в полторы комнатки. На летней кухне уже благоухает борщом и чуть-чуть керосином, ахает мама.

— Бог ты мой, уже приехали? Да я не все и успела...

Ковыляет, возмущенно голося, истосковавшаяся в тесноте кабины, Лидася, на ходу обеими руками цапает роскошные солнечноголовые одуванчики вдоль дорожки… Приехали!

И снова суета, расставление столов и стульев, сборка кроватей. Уж скоро и гости из города приедут, конечно, все свои, родственники, но все же порядок должен быть.

— Инуся, идем платье погладим, — говорит бабушка.

— Та ну его, завтра, — морщится девчонка.

— Morgen! Morgen! Nur nicht heute! Sprechen immer träge Leute – Завтра, завтра, не сегодня, так ленивцы говорят, — напоминает бабушка на двух языках.

Бабушка у Инки – немка. Понятно, не какая-то там чужая и иностранная, а дочь русского немца, заводского мастера, вышедшая замуж за совсем уж русского мастера. Это в старину было, еще при царе. Бабушка хорошая, но уж очень порядок и салфетки любит. У нее на комоде прям и тронуть ничего невозможно – миллиметр к миллиметру все расставлено.

Под присмотром упорядоченной немецкой мысли Инка, высунув кончик языка, гладит платье. Утюг увесист, бабушка чуть помогает, но так сама, все сама. В жизни очень даже пригодится, тут отрицать нечего. Поскрипывает аккуратнейше обшитая ветхой простыней гладильная доска, разглаживаются складки веселого ситца…

— Готово, бабуля! Я рванусь?

— Только коленки не посшибай. Vorsicht ist die Mutter der Weisheit – Осторожность – мать разума…

…Зелень садов, знакомые лица, крыжовник, почти уже ягодный, хотя на вкус трава-травой. Инка, сверкая белыми незагорелыми ногами – позор, конечно, но наверстаем, наверстаем, — проносится по улице, на ходу подтягивает спортивные «локомотивские» трусики и бежит к косогору над станцией. Пора встречать!

Дневной «пригородный» один, тут все и приезжают. Тетя Юсь и дядя Коля, дядя Тёма и сухенькая теть-Женя. По правде говоря, не совсем они дяди и тети, но к чему вникать и пунктуальничать? Степень родства простая – свои и родственники.

Инка ведет гостей по и так всем знакомой тропке. Болезненный дядя Тема, вздыхает, что «крутовато» и лучше его взять за пухлую и мягкую руку. Да, здоровье очень ценная вещь.

— Знаешь, что я тебе привез? – заговорщицки шепчет добрейший дядя Тёма.

— Откуда же мне знать? – так же шепотом отвечает Инка.

Книжку он привез! Вон она из кармана пиджака топорщится. Очень хороший гостинец! Особенно если про путешествия. Пусть у дяди Тёмы диабет и иные хворости, но с памятью все хорошо – вот наверняка про приключения и странствия…

…Получает Инка книгу про Колумба и еще крошечный флакончик духов от тети Юси – мамина сестра сама очень красивая женщина и считает, что девочки с детства должны к изяществу приучаться. Не совсем это по-современному, но аромат у флакончика дивный. Лидася всем показывает нового зайца с плюшевыми ушами. Вид у игрушечного зверя задорный и воинственный – не иначе  какой-то заяц-разведчик…

Но что такое зайцы и духи по сравнению с борщом!? Вот уж где аромат, так аромат! Тарелки горячущие, мама скромно улыбается – удался борщ. Глотая слюну, все следят, как тают в огненной гуще белоснежные острова сметаны. Теперь натереть чесночком горбушку «темного» – в тишине и сосредоточенности. Здесь народ сплошь южнорусский, все: и умнейший дядя Коля – инженер-паровозостроитель, и пухленькая красавица теть-Юсь, все трут пахучие зубчики. Нету пред истинным борщом ни интеллигенции, ни студентов, ни школьников – все едоки!

— Ну-ка, ну-ка, — молвит дядя Коля, примеряясь ложкой к точно рассчитанной «температурной периферии» тарелки…

Ух, вкуснотища! Все вздыхают, переводят дух, дядя Боря в восторге качает кудрявой головой…

…Зелень молодых яблонь прикрывает дощатый стол, играют солнечные пятна южного полдня на пустеющих тарелках, стаканчиках с янтарным пивом, перьях лука и ином замечательном. Все лето впереди!

Проезжает по улочке велосипедист, что-то кричит через символические невысокие заборы. Папа идет к калитке…

А когда возвращается… Инна запомнит его лицо на всю жизнь.

— Война. Утром немцы напали…

Тихо за столом, только Лидася что-то шепчет зайцу, пихая в вышитый рот чайную ложечку.

Почему война?! Воскресенье же. И почему с немцами? С фашистами, наверное…

…Так оно и кончилось. То время – Время-До-Войны. Еще на рассвете рухнули на города бомбы и умирали люди, горели аэропланы на аэродромах, и билась Брестская крепость. В этот полдень еще огрызались горящие погранзаставы, шли в первые контратаки наши красноармейцы и БТ, а здесь сидел на коленях у девочки игрушечный заяц, да грелось в маленьких стаканах недопитое пиво. Большая страна, пока еще боль по ее телу дойдет…

Заяц и Лидася ничего не поняли. Не знали они такого слова «война». Да и кто знал что война – ТАКАЯ?

…Дядя Боря погиб в апреле 44-го. Танки батальона почти прорвались к Севастополю, но наша пехота залегла. М3л был подбит на выходе из Золотой балки. Дядя Боря, командир машины, отправил заряжающего к своим, а сам остался с машиной. За ночь они с мехводом натянули гусеницу. На рассвете легкий танк был расстрелян немецкими «восемь-восемь».

Тетя Женя и дядя Тёма остались в оккупированном городе. Что с ними стало, никто не знает. Может, увезли их на душегубке ко рву в Лесопарке, а может, умерли от голода. Не осталось от людей никакого следа.

Инка до августа сидела под ночными бомбежками и ловила с пацанами ракетчиков-диверсантов, хотя и не особо удачно. В августе загрузились и двинулись в эвакуацию, и довелось девочке пожить в Средней Азии, а  конкретно в городе Ташкенте, где много арыков, узбеков, дорогого урюка и всякого прочего. А еще там случилась скарлатина, которую с трудом, но удалось превозмочь.

Папа оставался в городе в дивизии ополчения, но со снаряжением и вооружением у дивизии не сложилось, и ополченцев распустили, в последний момент. Благополучно выскочил папа из города, добрался с последним эшелоном до Ташкента, вновь преподавал, писал заявления, чтобы сняли «бронь», но не сняли. Немало неприятностей принесло родство с немцами, но какая теща есть, такая есть. Обошлось, хотя с продвижением по службе, эх…

В августе 43-го город окончательно и бесповоротно освободили. Институт вернули из эвакуации, Инка ехала с восторгом – Ташкент город хороший, но все ж чужой. Вот только и от родного города мало что осталось. Остро помнилось, как уходили, как оставалась безупречно чистая квартира, как лежали стопкой учебники на столике с салфетками. Квартира была пуста, хоть шаром покати, замок выбит, обивка двери истерзана мелкими осколками, а на лестнице нужно было осторожно обходить дырищу, пробитую не разорвавшейся, к счастью, авиабомбой. Во дворе ядовито зеленели россыпи винтовочных гильз, под тополем оплывали непонятно чьи холмики-могилы. За аркой лежали улицы в грудах кирпичей...

Что ж, такая война, считай, повезло. Уцелела предусмотрительно закопанная семейная посуда, да в соседнем крыле дома чудом отыскалась ореховая тумбочка от спального гарнитура – привет из сказочной До-Войны. Повзрослевшая Инна ходила после школы с одноклассниками в госпиталь, помогали чем могли. В некоторые палаты не пускали, но и эту сторону войны довелось посмотреть вдоволь.

…Добили Гитлера, отстраивался разрушенный город. Бабушка, тяжко болевшая, совсем угасла в 46-м – догнала ее голодная эвакуация.

Инка, да и подросшая Лидася, свою линию борьбы знали четко: школу одолеть с отличием, впереди университет…

…Геологом стала Инка, носила шинель и тужурку с петлицами. Практика, потом работа. Путешествия переименовались, отменилось это смешное название. Экспедиции! Крым и Сахалин, Уссури и Донбасс. И все-таки море… Прорвалась Инна в морскую мечту – океанолог. Первый рейс, дальше, дальше… Гибралтар и Босфор, Панама и Антарктида, Балтика и Ангольская котловина… Не имеет земной шар углов, потому и бывали везде советские НИСы – научно-исследовательские суда. Ну и не совсем научные тоже… Два знака ВМФ «За дальний поход»…

Дел было много, думалось больше о будущем. Но тот солнечный день, когда у калитки сказали «Война!», помнился как вчера. И очень хотелось, чтобы такого никогда больше не сказали.

Работала Инка, переводили ее по отделениям и институтам, пока не пришлось якорь бросить на сугубо сухопутной московской Якиманке. Но нельзя сказать, что в оседлой береговой жизни дел поубавилась. Тот возрожденный город Инна регулярно навещала, пока живы были родители, да и позже… Хотя самостийно и грустно там стало.

Давно все это было. Ушли люди, остались коробки с орденами и медалями. То июньское воскресенье стало легендой. Трагической, глобальной, стратегической. Вот только горечь вкуса размылась. А если глаза закрыть, на языке память покатать: солнце, вдруг замершее над головой, стаканчики ополовиненные, заяц удивленный. И люди уходят, уходят, уходят…  



Tags: Чужое
Subscribe

  • Сбылись мечты народные

    Теперь хоть на малую родину можно будет спокойно съездить, а не "аки тать в нощи". И да, ждем вала перекрашивающихся и лихорадочно подчищающих…

  • К вопросу о Passauer Kunst в недавнем прошлом

    "Карась Савва Леонтьевич, из Хмельницкой области, начальник штаба 61-й СД, участник десанта 1942г. под г.Судак, попал в плен, первый раз расстрелян…

  • Про мемуары и малую родину

    Читаю нынче мемуары А. Покрышкина. Хорошо написано, и в плане языка, и себя особо не хвалит. Увидел забавный момент - упоминается "г. Жданов"…

  • Post a new comment

    Error

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

    When you submit the form an invisible reCAPTCHA check will be performed.
    You must follow the Privacy Policy and Google Terms of use.
  • 5 comments