red_atomic_tank в "Ландскнехты" 21Гюнтер закрыл глаза. Ему было хорошо и спокойно.
Люди разные, но боятся все, просто справляются с боязнью по-разному. Страх уравнивает. Швальбе не мог избавиться от страха, зато наемник умел отсекать это чувство, загонять в четко отведенный угол. Если страшиться рано, то и делать это совершенно незачем.
Все спокойно. Супостатные кордоны, если таковые имели место, пройдены стараниями чудного лесного зверька. Схватка и прочие ужасти, буде таковые случатся, воспоследуют не раньше заката. А значит - время хорониться от стороннего взгляда, отдыхать и думать о хорошем. Вот придет время - тогда можно дать волю цепкой лапе страха, что сжимает горло и перехватывает дыхание. Но тогда мысли будут заняты совсем другим, это проверено. И страху места не останется.
Гюнтер приоткрыл левый глаз, посмотрел на солнце и никакого солнца не увидел. Оно уже скатилось к самому горизонту и скрылось далеко за лесной кромкой. Небо налилось вечерним багрянцем, редкие тучи плыли как по водам Египта, что окрасились кровью. Хороший был день. Полнолуние еще не скоро, однако ночь тоже выдастся светлой.
Швальбе зажмурился, шевельнул затекшей ногой, пристраивая ее поудобнее.
Его бойцы схоронились под деревьями и кустами, прикрылись густой листвой, как будто и нет здесь никого. Впереди ожидалось жаркое и смурное дело, поэтому каждый старался с пользой употребить несколько часов нежданной передышки. Большинство избирало излюбленное занятие любого солдата - сон. Капитан в очередной раз порадовался, что послушал четкое указание Йожина - храпунов в роту не принимать. Слишком часто банде приходилось коротать время в засадном ожидании.
Гюнтер положил руку на эфес шпаги, что лежала рядом на земле, теряясь серой сталью в темной траве. Вспомнилось, что воины древности перед боем вроде как отогревали в холодные ночи клинки собственным телом. Скверная сталь, должно быть, ковалась у древних, ломкая. То ли дело теперь... Швальбе тронулся дальше по волнам зыбких дремотных мыслей, запирая панический ужас в специально отведенном чулане. Потому что если думать о грядущем, то и умом тронуться недолго.
А негр тот может пригодиться, если и в самом деле годный оружейник... И острие валлонки переточить все-таки надобно... Кремень в пистолете заменить, прежний уж поистерся... Ведомость на жалованье всем крестиками пометить... Премиальные посчитать...
Кажется, лишь моргнул, а вокруг уже сгущалась темень. И Мирослав осторожно тряс за плечо.
- Пора, капитан.
Швальбе зевнул, с душой, так, что аж челюсти затрещали, клацнул зубами, которые у него были почти все на месте - редкость для солдата, что вышел из юношества. Да и не только для солдата.
- Как оно? - тихо спросил капитан.
- Ничего, ни единой души, - доложил следопыт.
- Ого, - удивился Гюнтер и нельзя сказать, что удивился приятно. - Что, совсем?
- Тишина, - развел руками Мирослав.
Швальбе потер физиономию, надеясь, что подступающая вечерняя тьма скрыла замешательство и разочарование.
- А как такое возможно? - спросил он. - Им что, жрать не надо?
Мирослав снова развел руками. Швальбе состроил мерзкую гримасу, думая о том, что если никто из подземных недомерков не разбрелся по округе, значит все они под горой. И следовательно расчет на скрытность и тихое проникновение - не оправдался.
- Ну, пойдем, спросим, - решил капитан.
Следопыт криво ухмыльнулся. Рядом Отакар прилаживал за спину бочонок с маслом в хитрой ременной оплетке с двумя широкими ремнями. Кристина сунула за широкую крагу перчатки хитрое приспособление, что на днях вручил ей Мартин.
Гюнтер сделал движение пальцами, словно кукловод, стягивающий нити от марионетки. Повинуясь немому приказу, солдаты сдвинулись, внемля.
- Итого, тихушничество закончилось, - постановил капитан. - Теперь ступаем на чужую землю, вернее под землю. Там красться долго вряд ли получится. Посему - снимаем часовых как получится. А дальше - как пойдет.
- Аминь, - негромко сказал Гавел и добавил на родном чешском. - Bůh je s námi.
- Ну, с нами Бог или не с нами, сейчас проверим, - подытожил командир. - Тронулись.
Мирослав поднял изогнутый кинжал, глядя, как последний луч уходящего дня скользнул красным отблеском по стали. И промолчал.
* * *
Следопыт осторожно уложил обмякшее тело недомерка, не глядя сунул кинжал в ножны - обтереть от крови можно и потом, а сейчас лучше времени не терять. Мало ли, может у подземных паскудников вообще караулы попарно стоят, один за другим? Вряд ли, конечно...
Рядом засопел Гавел. У чеха не вышло сработать вражину начисто, и теперь чистюля-сержант оттирал брызнувшую кровь с куртки. Сам виноват! Не в кабаке, чтобы на публику играть и горло перехватывать. Под челюсть ударил и вся недолга. Одно слово, городские, небось и свиненка ни разу не кололи, и колбаса у них сама собой в мясницкой лавке самозарождается. Без засранного свинарника и крови.
Мирослав перевернул маленький труп лицом к верху и поневоле вздрогнул, хоть и догадывался, насколько отвратную харю увидит. Не лицо и не морда была у кобольда, а странная физиономия, будто восковая маска, поплывшая над огнем свечи. Черты людские и звериные странным, прихотливым образом мешались на маленькой сморщенной рожице. Но зубы, выдающиеся далеко вперед под короткими губами, недвусмысленно сообщали, к чему ближе их владелец. Зубы не человека и не хищника, а скорее грызуна-всеядца.
Воняло от покойника застарелой гнилью и падалью. Точнее не от самого жмурика, а от его "шапки", то есть скальпа какой-то лесной животины. За эту поганую причуду и прозвали их "красными колпаками" во время оно. А вот одежка у дохлого паскудника была хорошая - настоящий кафтанчик, ладно сшитый из лоскутков крепкой нитью. И сапожки в точности по маленьким ногам. Сержант на мгновение поддался слабости настоящего солдата, который по природе своей не может быть равнодушным к хорошей обувке, провел рукой по сапожку и отметил, что больно уж гладка и шелковиста кожа для обычной сыромятины... Сглотнул, сдерживая рвотный спазм и на всякий случае еще раз ткнул покойника широким кинжалом.
Мирослав прислушался. Нет, пока тихо. Ни визга, ни топота мелких ножек не слышно. Но мало ли... Как объяснял в свое время ученый человек Йожин, кобольды изначально были людьми, только особого племени, вроде пиктов или африканских пигмеев. Но выживаемые с родных земель всем, кому не лень, они решили вопрос разом, radicitus, так сказать. И за столетия подземной жизни далеко отошли от людского естества, взамен обретя характерные повадки норных тварей - скверное зрение при отменном слухе. И хотя ведьмак малость поколдовал на ветер, относящий шумы в сторону, да и сам лес глотал всякий звук, словно омут брошенный камень, все равно следовало держать ухо востро.
Сбоку высунулась давешняя куница, на сей раз молчаливая и текучая, как сама лесная смерть. Темной лентой скользнула в траве, указывая путь чуть в сторону от намеченного. Туда, где, казалось, кустарник особенно густ и непролазен. Гюнтер молча изобразил вопрос. Мирослав закрыл глаза и вслушался. Открыл глаза и слабо усмехнулся, так, что в полутьме почти и не видно.
- Вода, - одними губами вымолвил он и пояснил. - Капель подземная стучит. Нора совсем близко.
Гюнтер перешагнул труп, стараясь не вступить в черную лужу. И откуда столько крови в маленьком вроде бы тельце? Ведь пуда полтора весит, не больше. Заросли оказались непроходимыми только на первый взгляд. Ближе к земле ветки торчали пореже, и проползти, не рискуя оставить на колючках всю шкуру вполне можно было бы.
Следопыт взмахом руки подозвал Гавела. Чех, в последний раз скорчив брезгливую физиономию, оставил в покое запятнанную куртку. С фальшионом в правой и пистолетом, калибром более схожим с фальконетом в левой, сержант протиснулся к лазу.
“Я вперед, вы здесь” - скомандовал Мирослав на пальцах. Швальбе кивнул. Ведьмак прикрыл глаза ладонью и буквально просочился между ветками, грозно выставившими острые сучки - того и гляди глаз выколют.
Наемники собрались в плотное кольцо, свет ущербной луны вслепую скользил по тусклым клинкам. Гюнтер воткнул шпагу в землю - оружие было тяжеловато даже для его крепкой руки, чтобы ее долго держать на весу. Все-таки, "валлонка" - клинок для быстрых кавалерийских сшибок, а не долгой работы. Его можно и на седло положить, давая руке передышку.
Подумал вдруг, что когда-нибудь ученые мужи станут читать свитки девенаторских отчетов и удивляться малому числу ярких событий. Обыденно, скучно, совсем как на обычной войне, где может быть один день битвы на цельный год осадной работы по уши в грязи. Собрались, пошли, куда-то явились, потом пришлось резко менять планы, потом все совсем запуталось, вышло сумбурно, со стороны глуповато. И закончилось обыденной до тоскливости поножовщиной. Кто помер, тех закопали, как полагается, с молитвой. Кто остался жив - получил денежку и спустил ее обычным солдатским способом, то есть прогулял или отложил, чтобы в старости завести небольшое дело, кабачок там или лавку. Никаких тебе героических деяний, пафосных речей и прочих Роландов с Артурами.
Вот помрет сейчас вызвавшийся пойти первым следопыт-чернокнижник - и все. Может, его вообще уже догрызают потихоньку, подстерегши в темном углу. Грустно... А что поделать? Такая вот скучная, не романтичная жизнь.
Словно отвечая мыслям капитана, зашуршало - возвращался Мирослав. Сержант не стал протискиваться обратно, лишь раздвинул заросли кинжалом и коротко сообщил:
- Запаливайте факелы. Это надо видеть.
Куница скрипнула и порскнула в сторону, исчезая в густоте зарослей. Почему-то Гюнтер был уверен, что больше они зверька не увидят.
* * *
Пещера оказалась разветвленной и удивительно большой. Вода выточила в мягком известняке настоящее чудо нерукотворного зодчества с обширной сетью переходов, самыми настоящими залами и покатыми ступеньками на месте былых водопадиков. Дымные факелы пятнали высокие своды жирной копотью, впервые за сотни лет - карлы открытым огнем не пользовались - яркий свет очень уж резал их буркалы. Даже мясо пожирали сырым. Отряд уходил все дальше и ниже, неспешным. настороженным шагом.
- Я не понял, и где все?.. - наконец вопросил Швальбе. Вопрос остался безответным.
Здесь жили, и жили долго, может быть столетия подряд. Повсюду оставались следы налаженной, упорядоченной жизни и ... бегства. Или скорее поспешного ухода. Мелкая утварь, которую словно сделал криворукий столяр для детей. Обилие всевозможных костей, включая рыбные. Стены, разрисованные на диво яркими красками до самых сводов, поросших вывернутыми хребтами сталактитов... Драные шкуры, обрывки кустарно вязаных веревок, какие-то щепки и разная утварь, определить которую не представлялось возможным - делались вещицы не людьми и не для людей.
Было сыро, не так, чтобы совсем влажно, а скорее как при легком утреннем тумане. Время от времени звучно шлепала сорвавшаяся капля. Под ногами хлюпало. Кто бы здесь не жил, к старости ревматизм точно лизал им всем кости и суставы.
- Я не хрена не понимаю, - пробормотал Отакар. - Мелкие красноголовые ублюдки, сдрыснули, бросив насиженную нору. Что это вообще за безобразие?
Мирослав промолчал, хотя задавался тем же вопросом.
Поначалу ландскнехты опасались получить отравленную стрелку из-за угла, ступить в хитрую ловушку или просто наткнуться на ораву противников. Но ... здесь просто никого не было. "Колпаки" бросили свое жилище, чего с их народом отродясь не бывало - за свои норы недомерки дрались, как сущие черти. Оставили лесные дозоры - и растворились в никуда.
- Не знаю, - отозвался Гавел за всех, и стало слышно, как сержант едва заметно стучит зубами. От холодка, понятное дело - чем глубже, тем прохладнее становилось.
- Будет над чем мудрецам в Дечине голову поломать, - заметил в вполголоса Гюнтер.
- Впереди, кажется, проход, - предупредил Мирослав. - Воздух холоднее, сквозит.
И тут факельный огонь будто расправился, вспорхнул жар-птицею, освещая по-настоящему большую каменную залу, на чей порог ступила рота. И Мирослав не ахнул только потому, что переводил дух после короткой фразы.
- Дела-а-а, - выдохнул Гавел.
- Ну, хотя бы понятно, зачем карлы дерево натащили, - глубокомысленно вымолвил Гюнтер, хотя на самом деле ничего понятно не было.
Видимо, когда-то здесь было настоящее подземное озеро. Вода ушла, а после нее осталась огромная каменная "лохань" геометрически правильной формы. С ровным дном и очень высокими сводами, сходящимися подобно ребрам громадного скелета. Гавел поднял факел повыше, но свет все равно терялся, не позволяя оценить истинную высоту пещеры. Там, наверху, вились, сплетаясь, не то веревки, не то корни, длинные и тонкие, вызывающие неприятные ассоциации с щупальцами морских гадов. Покатые стены здесь и там темнели провалами - выходы других тоннелей, некоторые довольно высоко расположенные, куда выше, чем обычный кобольд.
Но самое удивительное здесь было сотворено не силами природы и бога, а чьими-то руками...
Больше всего это было похоже на ... Мирослав закусил губу. стараясь вспомнить, где он уже видел эти знакомые очертания. Очень знакомые и все равно загадочные. Длинные, высокие жерди, ошкуренные грубо, похоже не инструментами, а прямо зубами. Высотой в два роста - нормальных, человеческих. Заглублены прямо в скалу, в просверленные лунки. Между жердями кинуты перекладины, более тонкие, но обработанные так же старательно и грубо. Ни единого гвоздя, все на лохматых веревках и деревянных шипах-нагелях. И такой вот "забор" из деревянных рам-решеток - рядами, ровно, от края до края пещеры. Десятка два рядов, а может быть и больше. Под ними - ящики, похожие на высокие - выше колена - гробы, только очень длинные. Теперь понятно, куда подевалась вся древесина, добытая кобольдами в лесу. Пошла на чуднЫе постройки.
Мирослав склонился над одним таким "гробом", пошевелил внутри кинжалом, сплюнул.
- Земля, - коротко сказал он. - И всякая дрянь.
"Где же я это видел... Все мы это видели... такое знакомое!"
- Колодца нет, - сдавленно пробормотал Отакар. - Нет чертового Колодца, братья...
- И в самом деле, - тихонько подивился кто-то из солдат.
Гюнтер быстро вытер разом взмокшее от пота лицо и перехватил поудобнее шпагу.
- Есть Колодец, - осадил Мирослав. - Только...
Он прошел вперед, к центру зала, где угадывался деревянный короб, грубо связанный вервием, посаженный на самодельные деревянные "гвозди". Следопыт пнул доски, кривые и занозистые, расшатал пару из них кинжалом, глянул в щель.
- Так и думал, - прошептал ведьмак, но голос его гулко и громко прозвучал под высокими сводами.
- Есть Колодец. Только они его заколотили намертво. А значит - не поклонялись и жертв не приносили.
- О, Боже, - Гюнтер невольно перекрестился шпагой, как пижонистый дуэлянт перед схваткой. - А пойдем-ка мы отсюда, поскорее... Здесь пусть дечинцы дальше головы ломают, у них лбы большие, ума там много помещается...
- А поздно, - с жуткой усмешкой сообщил Мирослав, глядя на свой факел. Желто-оранжевый огонь на хорошо просмоленой палке горел, как ему и положено, только... блек с каждым мгновением. Не гас, не затихал, как ему, честному огню, и положено. Именно что блек, словно солнечный луч в пасмурный день под напором хмурых туч. Становился призрачным, тусклым.
Мертвым.
- В каре! - четко и быстро скомандовал Гюнтер по привычке опытного командира. И лязгнул металл в руках ландскнехтов, с механической точностью исполняющих приказ.
Что бы ни случилось - пехота встает в каре, пусть даже крошечное, и берет оружие на изготовку, а остальное потом. Сначала - строй и готовность принять на острие кого угодно, хоть мохнатую жопу самого Вельзевула - Повелителя Мух.
Из самого темного угла, из клубящейся тьмы пришел звук. Очень низкое, но в то же время мелодичное звучание. Как будто серебряным смычком водили по струнам виолончели, тянутым из самородного золота. И еще - звенящие нотки чистого, хрустального звона.
- Благость то какая... - пробормотал кто-то из солдат, невольно шагая вперед.
Мирослав без лишних слов стукнул его по затылку рукоятью кинжала - легко, только чтобы дурь выбить. А Гавел ухватил за ворот и втянул обратно в строй. Одурманенный боец мотнул головой, приходя в себя. Теперь и он слышал то, что сразу вычленил опытным ухом ведьмак. Тихий перестук, почти неслышимый на фоне чудесной мелодии металла и камня. Стук когтей по скале.
Некто, хорошо скрытый во тьме, обходил банду по широкой дуге, избегая малейшего света.
- Умно, - одобрила Кристина, доселе молчавшая. как отшельник под обетом. - Ушли, но стража оставили.
- Это не страж, - все так же скверно ухмыльнулся ведьмак. - Скорее живой капкан. Ловушка для тех, кто придет.
- Мир, что за тварь? - быстро спросил Гюнтер. Острие шпаги поворачивалось вслед за звенящим скрежетом как привязанное.
- Татцельвурм, - осклабился Мирослав, как будто узнал старого знакомого. До крайности неприятного знакомого. - "Каменный червь". Выпивает свет колдовским взглядом, чарует звоном чешуи, убивает, нападая со спины.
- Исправь! - скомандовал капитан. - Дай огня!
- Не могу. Нужен хотя бы один лучик, солнечный или лунный. Любой рукотворный огонек вурм погасит.
Ведьмак отбросил факел, уже почти бесполезный, встал в общий строй, достал саблю.
- Сейчас нам жопу то надерут, - лихорадочно пробормотал Отакар, скидывая с плеч масляный бочонок.
Звон приблизился, стал чище и выше тоном, а затем неожиданно оборвался. Огонь последнего факела истончился, посерел и затих.
- Кристина.
В кромешной тьме голос капитана звучал на удивление ровно, размеренно. Можно сказать - буднично.
- Кажется, время продемонстрировать твои таланты.
_______________________________________
Люди разные, но боятся все, просто справляются с боязнью по-разному. Страх уравнивает. Швальбе не мог избавиться от страха, зато наемник умел отсекать это чувство, загонять в четко отведенный угол. Если страшиться рано, то и делать это совершенно незачем.
Все спокойно. Супостатные кордоны, если таковые имели место, пройдены стараниями чудного лесного зверька. Схватка и прочие ужасти, буде таковые случатся, воспоследуют не раньше заката. А значит - время хорониться от стороннего взгляда, отдыхать и думать о хорошем. Вот придет время - тогда можно дать волю цепкой лапе страха, что сжимает горло и перехватывает дыхание. Но тогда мысли будут заняты совсем другим, это проверено. И страху места не останется.
Гюнтер приоткрыл левый глаз, посмотрел на солнце и никакого солнца не увидел. Оно уже скатилось к самому горизонту и скрылось далеко за лесной кромкой. Небо налилось вечерним багрянцем, редкие тучи плыли как по водам Египта, что окрасились кровью. Хороший был день. Полнолуние еще не скоро, однако ночь тоже выдастся светлой.
Швальбе зажмурился, шевельнул затекшей ногой, пристраивая ее поудобнее.
Его бойцы схоронились под деревьями и кустами, прикрылись густой листвой, как будто и нет здесь никого. Впереди ожидалось жаркое и смурное дело, поэтому каждый старался с пользой употребить несколько часов нежданной передышки. Большинство избирало излюбленное занятие любого солдата - сон. Капитан в очередной раз порадовался, что послушал четкое указание Йожина - храпунов в роту не принимать. Слишком часто банде приходилось коротать время в засадном ожидании.
Гюнтер положил руку на эфес шпаги, что лежала рядом на земле, теряясь серой сталью в темной траве. Вспомнилось, что воины древности перед боем вроде как отогревали в холодные ночи клинки собственным телом. Скверная сталь, должно быть, ковалась у древних, ломкая. То ли дело теперь... Швальбе тронулся дальше по волнам зыбких дремотных мыслей, запирая панический ужас в специально отведенном чулане. Потому что если думать о грядущем, то и умом тронуться недолго.
А негр тот может пригодиться, если и в самом деле годный оружейник... И острие валлонки переточить все-таки надобно... Кремень в пистолете заменить, прежний уж поистерся... Ведомость на жалованье всем крестиками пометить... Премиальные посчитать...
Кажется, лишь моргнул, а вокруг уже сгущалась темень. И Мирослав осторожно тряс за плечо.
- Пора, капитан.
Швальбе зевнул, с душой, так, что аж челюсти затрещали, клацнул зубами, которые у него были почти все на месте - редкость для солдата, что вышел из юношества. Да и не только для солдата.
- Как оно? - тихо спросил капитан.
- Ничего, ни единой души, - доложил следопыт.
- Ого, - удивился Гюнтер и нельзя сказать, что удивился приятно. - Что, совсем?
- Тишина, - развел руками Мирослав.
Швальбе потер физиономию, надеясь, что подступающая вечерняя тьма скрыла замешательство и разочарование.
- А как такое возможно? - спросил он. - Им что, жрать не надо?
Мирослав снова развел руками. Швальбе состроил мерзкую гримасу, думая о том, что если никто из подземных недомерков не разбрелся по округе, значит все они под горой. И следовательно расчет на скрытность и тихое проникновение - не оправдался.
- Ну, пойдем, спросим, - решил капитан.
Следопыт криво ухмыльнулся. Рядом Отакар прилаживал за спину бочонок с маслом в хитрой ременной оплетке с двумя широкими ремнями. Кристина сунула за широкую крагу перчатки хитрое приспособление, что на днях вручил ей Мартин.
Гюнтер сделал движение пальцами, словно кукловод, стягивающий нити от марионетки. Повинуясь немому приказу, солдаты сдвинулись, внемля.
- Итого, тихушничество закончилось, - постановил капитан. - Теперь ступаем на чужую землю, вернее под землю. Там красться долго вряд ли получится. Посему - снимаем часовых как получится. А дальше - как пойдет.
- Аминь, - негромко сказал Гавел и добавил на родном чешском. - Bůh je s námi.
- Ну, с нами Бог или не с нами, сейчас проверим, - подытожил командир. - Тронулись.
Мирослав поднял изогнутый кинжал, глядя, как последний луч уходящего дня скользнул красным отблеском по стали. И промолчал.
* * *
Следопыт осторожно уложил обмякшее тело недомерка, не глядя сунул кинжал в ножны - обтереть от крови можно и потом, а сейчас лучше времени не терять. Мало ли, может у подземных паскудников вообще караулы попарно стоят, один за другим? Вряд ли, конечно...
Рядом засопел Гавел. У чеха не вышло сработать вражину начисто, и теперь чистюля-сержант оттирал брызнувшую кровь с куртки. Сам виноват! Не в кабаке, чтобы на публику играть и горло перехватывать. Под челюсть ударил и вся недолга. Одно слово, городские, небось и свиненка ни разу не кололи, и колбаса у них сама собой в мясницкой лавке самозарождается. Без засранного свинарника и крови.
Мирослав перевернул маленький труп лицом к верху и поневоле вздрогнул, хоть и догадывался, насколько отвратную харю увидит. Не лицо и не морда была у кобольда, а странная физиономия, будто восковая маска, поплывшая над огнем свечи. Черты людские и звериные странным, прихотливым образом мешались на маленькой сморщенной рожице. Но зубы, выдающиеся далеко вперед под короткими губами, недвусмысленно сообщали, к чему ближе их владелец. Зубы не человека и не хищника, а скорее грызуна-всеядца.
Воняло от покойника застарелой гнилью и падалью. Точнее не от самого жмурика, а от его "шапки", то есть скальпа какой-то лесной животины. За эту поганую причуду и прозвали их "красными колпаками" во время оно. А вот одежка у дохлого паскудника была хорошая - настоящий кафтанчик, ладно сшитый из лоскутков крепкой нитью. И сапожки в точности по маленьким ногам. Сержант на мгновение поддался слабости настоящего солдата, который по природе своей не может быть равнодушным к хорошей обувке, провел рукой по сапожку и отметил, что больно уж гладка и шелковиста кожа для обычной сыромятины... Сглотнул, сдерживая рвотный спазм и на всякий случае еще раз ткнул покойника широким кинжалом.
Мирослав прислушался. Нет, пока тихо. Ни визга, ни топота мелких ножек не слышно. Но мало ли... Как объяснял в свое время ученый человек Йожин, кобольды изначально были людьми, только особого племени, вроде пиктов или африканских пигмеев. Но выживаемые с родных земель всем, кому не лень, они решили вопрос разом, radicitus, так сказать. И за столетия подземной жизни далеко отошли от людского естества, взамен обретя характерные повадки норных тварей - скверное зрение при отменном слухе. И хотя ведьмак малость поколдовал на ветер, относящий шумы в сторону, да и сам лес глотал всякий звук, словно омут брошенный камень, все равно следовало держать ухо востро.
Сбоку высунулась давешняя куница, на сей раз молчаливая и текучая, как сама лесная смерть. Темной лентой скользнула в траве, указывая путь чуть в сторону от намеченного. Туда, где, казалось, кустарник особенно густ и непролазен. Гюнтер молча изобразил вопрос. Мирослав закрыл глаза и вслушался. Открыл глаза и слабо усмехнулся, так, что в полутьме почти и не видно.
- Вода, - одними губами вымолвил он и пояснил. - Капель подземная стучит. Нора совсем близко.
Гюнтер перешагнул труп, стараясь не вступить в черную лужу. И откуда столько крови в маленьком вроде бы тельце? Ведь пуда полтора весит, не больше. Заросли оказались непроходимыми только на первый взгляд. Ближе к земле ветки торчали пореже, и проползти, не рискуя оставить на колючках всю шкуру вполне можно было бы.
Следопыт взмахом руки подозвал Гавела. Чех, в последний раз скорчив брезгливую физиономию, оставил в покое запятнанную куртку. С фальшионом в правой и пистолетом, калибром более схожим с фальконетом в левой, сержант протиснулся к лазу.
“Я вперед, вы здесь” - скомандовал Мирослав на пальцах. Швальбе кивнул. Ведьмак прикрыл глаза ладонью и буквально просочился между ветками, грозно выставившими острые сучки - того и гляди глаз выколют.
Наемники собрались в плотное кольцо, свет ущербной луны вслепую скользил по тусклым клинкам. Гюнтер воткнул шпагу в землю - оружие было тяжеловато даже для его крепкой руки, чтобы ее долго держать на весу. Все-таки, "валлонка" - клинок для быстрых кавалерийских сшибок, а не долгой работы. Его можно и на седло положить, давая руке передышку.
Подумал вдруг, что когда-нибудь ученые мужи станут читать свитки девенаторских отчетов и удивляться малому числу ярких событий. Обыденно, скучно, совсем как на обычной войне, где может быть один день битвы на цельный год осадной работы по уши в грязи. Собрались, пошли, куда-то явились, потом пришлось резко менять планы, потом все совсем запуталось, вышло сумбурно, со стороны глуповато. И закончилось обыденной до тоскливости поножовщиной. Кто помер, тех закопали, как полагается, с молитвой. Кто остался жив - получил денежку и спустил ее обычным солдатским способом, то есть прогулял или отложил, чтобы в старости завести небольшое дело, кабачок там или лавку. Никаких тебе героических деяний, пафосных речей и прочих Роландов с Артурами.
Вот помрет сейчас вызвавшийся пойти первым следопыт-чернокнижник - и все. Может, его вообще уже догрызают потихоньку, подстерегши в темном углу. Грустно... А что поделать? Такая вот скучная, не романтичная жизнь.
Словно отвечая мыслям капитана, зашуршало - возвращался Мирослав. Сержант не стал протискиваться обратно, лишь раздвинул заросли кинжалом и коротко сообщил:
- Запаливайте факелы. Это надо видеть.
Куница скрипнула и порскнула в сторону, исчезая в густоте зарослей. Почему-то Гюнтер был уверен, что больше они зверька не увидят.
* * *
Пещера оказалась разветвленной и удивительно большой. Вода выточила в мягком известняке настоящее чудо нерукотворного зодчества с обширной сетью переходов, самыми настоящими залами и покатыми ступеньками на месте былых водопадиков. Дымные факелы пятнали высокие своды жирной копотью, впервые за сотни лет - карлы открытым огнем не пользовались - яркий свет очень уж резал их буркалы. Даже мясо пожирали сырым. Отряд уходил все дальше и ниже, неспешным. настороженным шагом.
- Я не понял, и где все?.. - наконец вопросил Швальбе. Вопрос остался безответным.
Здесь жили, и жили долго, может быть столетия подряд. Повсюду оставались следы налаженной, упорядоченной жизни и ... бегства. Или скорее поспешного ухода. Мелкая утварь, которую словно сделал криворукий столяр для детей. Обилие всевозможных костей, включая рыбные. Стены, разрисованные на диво яркими красками до самых сводов, поросших вывернутыми хребтами сталактитов... Драные шкуры, обрывки кустарно вязаных веревок, какие-то щепки и разная утварь, определить которую не представлялось возможным - делались вещицы не людьми и не для людей.
Было сыро, не так, чтобы совсем влажно, а скорее как при легком утреннем тумане. Время от времени звучно шлепала сорвавшаяся капля. Под ногами хлюпало. Кто бы здесь не жил, к старости ревматизм точно лизал им всем кости и суставы.
- Я не хрена не понимаю, - пробормотал Отакар. - Мелкие красноголовые ублюдки, сдрыснули, бросив насиженную нору. Что это вообще за безобразие?
Мирослав промолчал, хотя задавался тем же вопросом.
Поначалу ландскнехты опасались получить отравленную стрелку из-за угла, ступить в хитрую ловушку или просто наткнуться на ораву противников. Но ... здесь просто никого не было. "Колпаки" бросили свое жилище, чего с их народом отродясь не бывало - за свои норы недомерки дрались, как сущие черти. Оставили лесные дозоры - и растворились в никуда.
- Не знаю, - отозвался Гавел за всех, и стало слышно, как сержант едва заметно стучит зубами. От холодка, понятное дело - чем глубже, тем прохладнее становилось.
- Будет над чем мудрецам в Дечине голову поломать, - заметил в вполголоса Гюнтер.
- Впереди, кажется, проход, - предупредил Мирослав. - Воздух холоднее, сквозит.
И тут факельный огонь будто расправился, вспорхнул жар-птицею, освещая по-настоящему большую каменную залу, на чей порог ступила рота. И Мирослав не ахнул только потому, что переводил дух после короткой фразы.
- Дела-а-а, - выдохнул Гавел.
- Ну, хотя бы понятно, зачем карлы дерево натащили, - глубокомысленно вымолвил Гюнтер, хотя на самом деле ничего понятно не было.
Видимо, когда-то здесь было настоящее подземное озеро. Вода ушла, а после нее осталась огромная каменная "лохань" геометрически правильной формы. С ровным дном и очень высокими сводами, сходящимися подобно ребрам громадного скелета. Гавел поднял факел повыше, но свет все равно терялся, не позволяя оценить истинную высоту пещеры. Там, наверху, вились, сплетаясь, не то веревки, не то корни, длинные и тонкие, вызывающие неприятные ассоциации с щупальцами морских гадов. Покатые стены здесь и там темнели провалами - выходы других тоннелей, некоторые довольно высоко расположенные, куда выше, чем обычный кобольд.
Но самое удивительное здесь было сотворено не силами природы и бога, а чьими-то руками...
Больше всего это было похоже на ... Мирослав закусил губу. стараясь вспомнить, где он уже видел эти знакомые очертания. Очень знакомые и все равно загадочные. Длинные, высокие жерди, ошкуренные грубо, похоже не инструментами, а прямо зубами. Высотой в два роста - нормальных, человеческих. Заглублены прямо в скалу, в просверленные лунки. Между жердями кинуты перекладины, более тонкие, но обработанные так же старательно и грубо. Ни единого гвоздя, все на лохматых веревках и деревянных шипах-нагелях. И такой вот "забор" из деревянных рам-решеток - рядами, ровно, от края до края пещеры. Десятка два рядов, а может быть и больше. Под ними - ящики, похожие на высокие - выше колена - гробы, только очень длинные. Теперь понятно, куда подевалась вся древесина, добытая кобольдами в лесу. Пошла на чуднЫе постройки.
Мирослав склонился над одним таким "гробом", пошевелил внутри кинжалом, сплюнул.
- Земля, - коротко сказал он. - И всякая дрянь.
"Где же я это видел... Все мы это видели... такое знакомое!"
- Колодца нет, - сдавленно пробормотал Отакар. - Нет чертового Колодца, братья...
- И в самом деле, - тихонько подивился кто-то из солдат.
Гюнтер быстро вытер разом взмокшее от пота лицо и перехватил поудобнее шпагу.
- Есть Колодец, - осадил Мирослав. - Только...
Он прошел вперед, к центру зала, где угадывался деревянный короб, грубо связанный вервием, посаженный на самодельные деревянные "гвозди". Следопыт пнул доски, кривые и занозистые, расшатал пару из них кинжалом, глянул в щель.
- Так и думал, - прошептал ведьмак, но голос его гулко и громко прозвучал под высокими сводами.
- Есть Колодец. Только они его заколотили намертво. А значит - не поклонялись и жертв не приносили.
- О, Боже, - Гюнтер невольно перекрестился шпагой, как пижонистый дуэлянт перед схваткой. - А пойдем-ка мы отсюда, поскорее... Здесь пусть дечинцы дальше головы ломают, у них лбы большие, ума там много помещается...
- А поздно, - с жуткой усмешкой сообщил Мирослав, глядя на свой факел. Желто-оранжевый огонь на хорошо просмоленой палке горел, как ему и положено, только... блек с каждым мгновением. Не гас, не затихал, как ему, честному огню, и положено. Именно что блек, словно солнечный луч в пасмурный день под напором хмурых туч. Становился призрачным, тусклым.
Мертвым.
- В каре! - четко и быстро скомандовал Гюнтер по привычке опытного командира. И лязгнул металл в руках ландскнехтов, с механической точностью исполняющих приказ.
Что бы ни случилось - пехота встает в каре, пусть даже крошечное, и берет оружие на изготовку, а остальное потом. Сначала - строй и готовность принять на острие кого угодно, хоть мохнатую жопу самого Вельзевула - Повелителя Мух.
Из самого темного угла, из клубящейся тьмы пришел звук. Очень низкое, но в то же время мелодичное звучание. Как будто серебряным смычком водили по струнам виолончели, тянутым из самородного золота. И еще - звенящие нотки чистого, хрустального звона.
- Благость то какая... - пробормотал кто-то из солдат, невольно шагая вперед.
Мирослав без лишних слов стукнул его по затылку рукоятью кинжала - легко, только чтобы дурь выбить. А Гавел ухватил за ворот и втянул обратно в строй. Одурманенный боец мотнул головой, приходя в себя. Теперь и он слышал то, что сразу вычленил опытным ухом ведьмак. Тихий перестук, почти неслышимый на фоне чудесной мелодии металла и камня. Стук когтей по скале.
Некто, хорошо скрытый во тьме, обходил банду по широкой дуге, избегая малейшего света.
- Умно, - одобрила Кристина, доселе молчавшая. как отшельник под обетом. - Ушли, но стража оставили.
- Это не страж, - все так же скверно ухмыльнулся ведьмак. - Скорее живой капкан. Ловушка для тех, кто придет.
- Мир, что за тварь? - быстро спросил Гюнтер. Острие шпаги поворачивалось вслед за звенящим скрежетом как привязанное.
- Татцельвурм, - осклабился Мирослав, как будто узнал старого знакомого. До крайности неприятного знакомого. - "Каменный червь". Выпивает свет колдовским взглядом, чарует звоном чешуи, убивает, нападая со спины.
- Исправь! - скомандовал капитан. - Дай огня!
- Не могу. Нужен хотя бы один лучик, солнечный или лунный. Любой рукотворный огонек вурм погасит.
Ведьмак отбросил факел, уже почти бесполезный, встал в общий строй, достал саблю.
- Сейчас нам жопу то надерут, - лихорадочно пробормотал Отакар, скидывая с плеч масляный бочонок.
Звон приблизился, стал чище и выше тоном, а затем неожиданно оборвался. Огонь последнего факела истончился, посерел и затих.
- Кристина.
В кромешной тьме голос капитана звучал на удивление ровно, размеренно. Можно сказать - буднично.
- Кажется, время продемонстрировать твои таланты.
_______________________________________