Эль сценарио, еще немного

Коли читательский интерес имеет место быть, догоним уж до середины предполагаемой серии :-))
Вообще началось все как адаптация уже писаного текста к возможной теле-реальности, но как это случилось с "Гарнизоном" - в итоге стала вырисовываться совершенно иная история, с новыми персонажами, цельным единым сюжетом и моралью.
Долго думали с Мишей, а может действительно переписать "Детей"?.. Но к сожалению эту мыль пришлось отложить - с нынешними книжными гонорарами затеваться с рестартом не имеет смысла.
_____________________________________________

Следующая сцена - дом старосты, днем.

В доме у старосты. Йожин, Гарольд, староста, пара домочадцев - например женщина (жена) и мальчик (сын).
Стол, на стол кладется пергамент с витиеватой росписью и несколькими сургучными печатями. Лист прижимает рука в кожаной перчатке, это рука Гарольда. Староста испуганно смотрит на пергамент, затем на пару домочадцев, быстро и торопливо изгоняет их. Так же торопливо крестится. Он явно боится приезжих, часто моргает и избегает прямого взгляда.
- Не бойся, - сын мой, - с мягкой улыбкой говорит Йожин. - Мы пришли с миром и с миром уйдем.
- Здесь был наш друг, - внушительно говорит Гарольд, нависая над старостой. - Неделю назад.
- Ничего не знаю! - торопливо отзывается староста, нервно озираясь.
- Сын мой, - Йожин склоняется к нему, его улыбка уже не столь доброжелательна. - Ты гневишь Господа нашего недостойной ложью. Здесь был наш друг, молодой, при коне и оружии, с такими же бумагами. Мы его ищем.
- Ах, этот! - староста делает вид, что только сейчас вспомнил. - да-да, конечно, был такой.
- И где же он? - сумрачно спрашивает Гарольд.
Староста опускает голову, руки его дрожат, голос гаснет и тоже дрожит.
- Он ... там ... в подвале. В церкви.

Смена сцены - опушка леса, днем, немного позже.

Мирослав один, недалеко от деревни, в еще не слишком густом лесу, далеко не углубляется. Спешивается, привязывает коня, внимательно оглядывается. Становится на колени, расстилает на траве тряпицу или большой платок, достаточно чистый и белый. Достает из-за ворота некий амулет на веревочке, крепко сжимает в кулаке, закрывает глаза и что-то шепчет себе под нос. Видно, что на шее у человека висит много разных шнурков, то есть набор подвесок внушительный.
Перед Мирославом, рядом с платком садится большой черный ворон, переступая лапами молча косит на человека черным глазом.
- Найди его. Покажи его, - шепчет человек.
Ворон переступает лапами и качает головой, словно клюя воздух.
Мирослав рассыпает по платку горсть разноцветных камешков и пуговиц. Ворон с совершенно не-звериной внимательностью смотрит на получившийся расклад, осторожно поступает к краю платка. Птица думает, затем все с той же осторожностью перемещает по тряпице несколько камешков. Пауза. Затем ворон сдвигает единственный черный камень.
- Точно? - спрашивает Мирослав.
Ворон каркает, кивает и стучит клювом по камню.
- Лети, - разрешает Мирослав, делает отстраняющее движение ладонью, ворон улетает. Человек прячет амулет за пазуху, потирает голову в замешательстве и явной растерянности, смешанной с опасением.
- Плохо дело, - говорит Мирослав. - Плохо...

Смена сцены - подвал церкви, днем, немного позже.

Подвал в церкви. Четыре человека - Йожин, Гарольд, староста и местный священник, невзрачный человек, который напуган примерно также, как и староста. Сквозь дощатый потолок с широкими щелями падают лучи света. На столе в окружении нескольких оплывших свечей тело, прикрытое рогожей полностью. Подвал глубок - четыре-пять метров.
Йожин пожимает плечами и ежится, показывая, что здесь холодно - это объясняет, почему тело принесли сюда. Староста шепотом молится. Местный священник откидывает рогожу и отворачивается.
- Таким нашли, клянусь святым Христофором, таким его и нашли, - бормочет староста, складывая руки и нервно ломая пальцы. Отводит взгляд от тела. Натыкается на суровый взгляд Гарольда, отворачивается к стене.
Тело показывается опционально. Если показано, то оно явно некомплектно, видны следы страшных рваных ран, одна рука отсутствует, вторая полуоторвана
- Верю, - коротко отзывается Йожин после короткой паузы. Он поворачивается к Гарольду с немым вопросом. Старый боец наклоняется над трупом, он спокоен и собран, никаких сторонних эмоций, только профессиональное внимание. Осматривает тело. Оставшаяся рука покойника соскальзывает вниз и повисает (или, будучи откушенной, просто падает на пол, в зависимости от рейтинга и жесткости). Гарольд не нагибается, а делает полуприсед, движение почти танцующее, но лицо сосредоточено, поясница ровная, ни малейшего перегиба. Приподнимает оставшуюся у тела руку и морщится, невнятно шепча то-то под нос. Измеряет раны между средним и большим пальцами собственной ладони, словно мерку снимает.
Поворачивается к Йожину и коротко говорит:
- Да, мы не ошиблись.
- Лучше бы ошиблись, - сумрачно говорит Йожин и поворачивается к старосте.
- Отвечай быстро и внятно, - холодно говорит отец Йожин. - Кто гуляет в кабаке?
- С-солдаты, - все так же боясь, отвечает староста.
- Откуда и что здесь делают?
- Нам почем знать!? - торопливо и громко, слишком торопливо и громко отвечает староста, так, что сразу видно - ему есть, что скрывать. - Война кругом, бродят и бродят кругом всякие!
- Лжешь, - холодно и пронизывающе обрывает его Йожин, без улыбки, сверля взглядом. - Воюют на севере. Здесь наемники большими компаниями просто так не ходят. Их позвали и заплатили.
Староста падает на колени.
- Оставь его, брат, - мрачно и насколько это получается, решительно, внезапно говорит местный священник. - Я отвечу на твои вопросы, насколько смогу.
- Кто их нанял? - все так же кратко и по делу спрашивает Йожин.
- Местный барон, - так же коротко отзывается священник. - Фон...
Йожин обрывает фразу движением руки.
- Когда тело нашли, мы послали гонца ... к вам, и сообщили барону, - после очень короткой паузы продолжает священник. - Он решил, что дело надо решить быстро и тихо, пока молва не разошлась по округе. Нанял каких-то ... не из местных. Среди местных не осталось храбрецов.
- Ясно, - Йожин смотрит на священника, потом на старосту. - Нас здесь не было, бумаг наших вы не видели. Просто путники проезжали мимо и остановились переночевать. Ясно?
- Да.
- Приготовьте тело, похороним его завтра.
Уже когда Гарольд и Йожин ступают на лестницу, ведущую из подвала, священник спрашивает им в спину:
- Вы справитесь?
Но приезжие не отвечают. Гарольд явно колеблется с ответом, наконец глухо говорит, отвернувшись:
- Справимся, с божьей помощью.

Следующая сцена - кабак/таверна, ближе к вечеру, тот же день.

Трактир - невысокий дом с двускатной крышей. У дома - длинная коновязь из неошкуренной жердины. Наброшена узда полудохлой клячи. Кляча косит глазом на спину приземистого, но широкоплечего мужика в испанском шлеме-морионе (у него очень характерная форма, сразу выдает солдата соответствующей эпохи; впрочем, сойдет и любой иной), который мочится на угол дома. Торопливо пробегает женщина, местная селянка, с большим кувшином, который она несет в кабак. Мужик смеется, точнее ржет, пьяно покачиваясь.
В кабаке расположилось несколько местных, уже знакомая нам троица и солдаты-наемники. Местные жмутся по углам, троица сидит в дальнем углу, не привлекая к себе внимания и совещается. Ландскнехты разделены на две группы - побольше (около десятка человек) и поменьше (четыре-пять). Идет игра в кости, играют только главари. Один - Гюнтер, второй - здоровяк, верзила крайне наглого вида. На столе между ними в беспорядке разбросаны монеты, мелкие безделушки и прочая добыча. Оба поочередно изо всей силы стучат по столу простой деревянной кружкой, потертой и без каких либо украшательств, бросая кости.

Троица совещается. Гарольд между делом осторожно укутывает поясницу под курткой толстым шерстяным платком.
- Совсем плохо? - негромко спрашивает Мирослав, указывая подбородком на платок.
- Никто не молодеет, - отзывается Гарольд, всем видом показывая, что эта тема ему неприятна и обсуждать ее он не хочет. - И я тоже. Руки и ноги в порядке, но спина уже не та, что раньше.
Мирослав пожимает плечам - дескать, как знаешь - и спрашивает:
- Ну, как?
- Нашли, - односложно отвечает Йожин. - Порвали его в клочья.
Гарольд отмечает на столешнице расстояние большим и средним пальцами, комментирует:
- Вот такой пастью порвали.
- А у тебя что? - спрашивает Мирослава Йожин.
- Я послушал лес, - говорит Мирослав, отчетливо выделяя слово "послушал". - Дальше по тракту и в сторону тропинка, она ведет к старому кладбищу. Пара миль, может чуть больше. Оно большое, но давно заброшено, чуть ли не со времен чумы. Тогда округа была больше заселена. Но тропа все еще осталась. Этого кладбища лес ... боится.
- Да, неподалеку от кладбища беднягу и и нашли, - вставляет Йожин. - Все сходится.
Он поворачивается к Гарольду и спрашивает:
- Справишься?
Тот долго думает, машинально потирая спину. Наконец медленно отвечает, с явным усилием:
- Не уверен...
Мирослав внимательно глядит на играющих ландскнехтов. Проследив направление его взгляда, смотрит и Йожин. Наконец присоединяется и Гарольд.

Игра продолжается. Солдат показывают ближе. Гюнтер нервничает. Рядом с ним сидит тонкий, хрупкого сложения солдат, который молча глядит на процесс игры. На голове капюшон, так что лица не видно, руки в перчатках. За спиной или рядом со стулом - так, что явно видна принадлежность вещи солдату в капюшоне - стоит длинноствольное ружье.
Предводитель бОльшей шайки торжествует, ему начинает везти.
Кружка снова стучит, кости катятся по столу. Большая банда разражается радостными воплями, меньшая же наоборот, мрачно молчит.
- Ну что, еще что осталось? - издевательски спрашивает верзила.
После некоторого колебания Гюнтер бросает на стол какую-нибудь мелкую безделушку, совсем грошового вида. оппоненты разражаются издевательским смехом. Зло кривясь, Гюнтер присоединяет к ставке обрывок потертой шкуры в виде накидки с завязками.
- Это еще что? - верзила брезгливо поднимает край шкуры двумя пальцами.
- Счастливая накидка, - решительно отвечает Гюнтер. - От пули уберегает, это шкура вервольфа, настоящая, дырки видишь?
Продевает в дырки пальцы для наглядности и поясняет:
- Только серебро и берет.
Верзила ржет, но внимательно приглядывается к молчаливому солдату тонкого сложения, что сидит рядом с Гюнтером.
- От пули уберегает? - нехорошим тоном спрашивает верзила и достает пистолет.
- Ну не в упор же… - не очень уверенно говорит кто-то из людей Гюнтера.
- Нет, проверять так проверять!
Верзила приставляет пистолет к шкуре, издевательски смеется, предвкушая дальнейшее, спускает курок.
Щелк! Порох шипит и дымит, но выстрела нет - основной заряд в стволе не воспламенился. Верзила смотрит недоверчиво, потом с изумлением, потом поднимает пистолет стволом вверх, встряхивает. Следует выстрел. Местные пригибают головы, кабатчик ныряет за прилавок, затем опасливо высовывает голову.
Верзила с недоумением заглядывает в ствол, затем переводит взгляд на шкуру, теперь уже с куда большим почтением.
Гюнтер тоже оторопело смотрит на шкуру, но быстро берет себя в руки и торопливо сообщает:
- Играем на все!
Верзила морщится, корчит рожи, выражающие напряженную работу мысли. Смотрит то на шкуру, то на все еще дымящийся пистолет. Наконец решается.
- Играем! Полезная штука, пригодится. Но мой бросок первый!
Бросок, кости ложатся неудачно - единица и двойка. Три очка. Гюнтер явно оживляется, полуразворачивается к своим, которые подбадривают вождя. А вот противники явно загрустили.
Гюнтер лениво кидает кости, заранее празднуя выигрыш. Кости катятся по столу...
Единица и единица. Проигрыш.
Мертвая пауза. Никто не может поверить увиденному.
- Черт побери! - восклицает Гюнтер и машинально накрывает рукой шкуру.
Обе команды как по приказы приподнимаются, начинают хвататься за оружие. Короткие возгласы и проклятия.
Верзила кладет руку на рукоять шпаги.
- Уговор, - жестко и угрожающе говорит он. - Игра есть игра.
Гюнтер злобно смотрит на противников, оценивает, что их явно больше.
- Уговор, - наконец с явной неохотой, через силу соглашается он.
- Ну-у-у... - тянет верзила, наслаждаясь положением. - Может еще чего поставишь?
Он быстро наклоняется вперед и сбрасывает капюшон с головы молчаливого юноши, что сидит рядом с Гюнтером. Это не юноша, а молодая женщина, светловолосая (рыжая?), коротко стриженая с неподвижным, суровым выражением лица.
Большая команда солдат удивленно и одновременно похотливо восклицает. Солдаты переглядываются, удивленные невиданным зрелищем.
- Отыграешься? - сально улыбается верзила, перебирая толстыми пальцами и едва ли не облизываясь. - Мне бы еще один солдат ... не помешал, хаха.
Оборачивается к своим, всем видом предлагая оценить шутку.
Девушка сжимает челюсти, хмурится, с трудом сдерживая ярость.
- Не продается, - сурово отвечает Гюнтер, хотя и после очень короткой паузы.
- А если на все и еще сверху монет подкину? - с прищуром спрашивает верзила, перебирая между пальцев крупную золотую монету.
Гюнтер молчит и, наконец, глухо отвечает:
- На людей не играю.
- Ну, как знаешь! - хлопает в ладоши противник.
Он хозяйским жестом сгребает шкуру и все остальное добро, что лежит на столе. Гюнтер тоскливо провожает взглядом проигранное имущество, его спутники печально и похоронно молчат.
- А может, с нами двинешь? - неожиданно спрашивает верзила, пока его подчиненные сметают выигрыш в сумы и поднимаются, торжествующе переговариваясь между собой. Он обращается вроде бы к Гюнтеру, однако то и дело бросает быстрые взгляды на девушку. - Жалование хорошее назначу... А то девочка твоя, смотрю, без колец и побрякушек, прямо смотреть жалко. Мы бы ее холили да лелеяли...
Его компания радостным гулом подтверждает, что так и есть. Холили бы каждый день - по жадным взглядам видно.
- Выиграл, и иди себе дальше, - совсем зло бросает Гюнтер. - А то как бы потратить не успел.
Девушка как бы невзначай придвигает к себе ружье.
Повисает нехорошая пауза. Наконец, верзила улыбается и разводит руками.
- Да ладно, брат солдат, - восклицает он примиряюще. - Чего ты, все же свои, все братья. Пока в поле друг против друга не встали. Коли передумаешь - догоняй по тракту на север. А нам пора, дела не ждут.

- Не стоит, - неожиданно говорит кто-то.
Пауза.
Все недоуменно переглядываются. Кто это сказал?
- Не стоит, - повторяет Йожин. - В такую ночь лучше сидеть за прочными стенами и крепкими запорами.
- Да не твое дело, святоша, - злится верзила. - Сидишь себе, пиво хлебаешь, так и сиди дальше.
Троица переглядывается и делает вид, что ничего не произошло

Большая группа ландскнехтов, гремя оружием, покидает трактир. Гарольд усмехается им вслед, незаметно, с высокомерной иронией, как над детьми. Снаружи ржание лошадей, звон упряжи, возгласы людей. Слышится требование больше факелов.

- Глупцы, - констатирует Мирослав. И лезет в вырез рубахи, касаясь кисета, висящего на толстом кожаном шнурке.
Йожин негромко и нараспев говорит что-то на латыни и крестит дверь вслед ушедшим.
- Да смилостивится Господь над вашими душами, - заканчивает он уже без латыни. - Аминь.
- Буде таковые обнаружатся, - брезгливо дополняет Гарольд.

Валькирия дает Гюнтеру пощечину со словами "за то, что колебался!" и уходит, гордо вскинув голову, не забыв свое ружье.
Против ожиданий Гюнтер лишь виновато потирает щеку.

Мирослав смотрит на коллег. Гарольд корчит гримасу и смотрит в сторону. Йожин также колеблется, однако, наконец, решительно кивает.
Мирослав встает, радушно улыбается.
- Дружище! - обращается он к Гюнтеру. - А не тебя ли я видел в битве у Флерюса, что во Фландрии была? Там еще испанцам крепко наподдали! Эй, добрый человек, - обращается он к трактирщику. - Тащи-ка еще пива, да побольше!