- Сегодня, двадцатого апреля, если вдруг кто-то не знает, день рождения Адольфа Гитлера…
- О, после съема бухаем? – раздался сзади голос сержанта Макакова.
- Разговоры! – рыкнул Петров. – Значит так, в связи с вышеупомянутым, ээээ…
- Праздником? – подсказал Макаков.
- Так, на квартальную, ты, считай, напиздел,– повернулся к нему лейтенант. – Еще пиздеть будешь?
Сержант немедленно замолк, не желая подрывать свое, и без того донельзя шаткое финансовое положение.
- Значит так, повторяю еще раз, в связи с данной годовщиной. - Петров наконец-то подобрал подходящие слова. – Необходимо пресекать акции неофашистских организаций, проще говоря – скинхедов.
- Если кто не знает, как выглядят скинхеды, – лейтенант осмотрелся по сторонам и махнул рукой невысокому, бритому наголо молодому парню, одетому в короткую кожаную куртку, камуфляжные штаны и берцы. – Так, иди сюда.
- Вот так, примерно, они и выглядят! – сказал Петров, поставив молодого перед строем.
Молодой, густо покраснев, неуверенно переминался с ноги на ногу, разглядывая то свои ботинки, то потолок коридора дежурной части, где проходил развод.
- О, а это чо, скинхед? – спросил старшина Обломов.
- Нет, это наш новый стажер! – хлопнул молодого по плечу лейтенант. – Бочкин Игорь Владимирович. Прошу любить и жаловать! Встань в строй! – он легонько пихнул Игоря в спину. – Вон туда, в конец.
- Внимательно! – сказал взводный. – Расстановка нарядов на сегодня, сто двадцать первый - Иванов!
- Я!
- Сидоров!
-Я!
- Сто двадцать второй! Каменев!
- Я!
- Андреев!
- Я!
- Сто двадцать шестой! Котовский!
- Я!
- Буденный!
- Я!
- Сто два седьмой! Макаков!
- Я!
- Филиппов!
- Я!
- Бочкин!
- Я! – почти выкрикнул, в осознании всей важности момента Игорь.
- По первой зоне – семь три! Коренев! Обломов!
- Я. - лениво, в голос, отозвались два коренастых, мордатых милиционера.
- Вторая зона! Семь шесть! Тимофеев! Кузнецов!
- Я!
- Я!
- Третья зона! Шесть один! Половинкин! Бабаев!
- Я!
- Я!
- Рав-няйсь! Смир-но! – скомандовал Петров. – Приказываю заступить на охрану общественного порядка в городе Заколючинске! При обращении с гражданами быть вежливыми и корректными, соблюдать законность! По постам и маршрутам разойдись!
Строй распался, шумным ручейком вытекая из дежурной части.
- Э, скинхед, сюда иди! – подозвал Бочкина сержант Макаков, протягивая набитую бумагой и бланками объяснений толстую, сшитую из кожи молодого дерматина, потертую папку. – Держи и жди на улице, мы щас подойдем.
- Сто двадцать семь! Сто двадцать семь – Заколючинску! – раздался исковерканный динамиком голом майора Чиркина.
- На связи, «Спутник»! – отозвался Макаков, наклонившись к нагрудному карману бушлата, откуда торчала рация.
- Китайских партизан пятьдесят два, квартира тринадцать. Семейник, – обрадовал майор. – Меры личной безопасности!
- Пятьдесят два – тринадцать, - сержант зевнул. – Ну чо, бритоголовый, пошли что ли…
- Угу! – радостно кивнул Игорь. – Погнали!
- Гонщик! – гыкнул Филиппов.
Прошло уже полтора часа с того волнующего момента, как по приказу командира взвода милиционер-стажер Бочкин решительно заступил на охрану общественного порядка в родном городе. То ли вся преступность, осознав всю серьезность ситуации и настрой Игоря бороться с ней насмерть, в ужасе попряталась, то ли, наоборот, представители криминального мира собрались для согласования своих гнусных, преступных планов и только по этой причине наступило временное, обманчивое затишье, но в городе было спокойно.
Даже страшные неофашисты-скинхеды, о возможных акциях, которых предупреждал на разводе лейтенант Петров, не совершали никаких зверств, не то опять таки, убоявшись Бочкина, не то, по причине того, что в Заколючинске, их, по причине отсутствия обильной кормовой базы, толком никогда и не было. Нет, представители «неславянских», как то принято писать, национальностей имелись, но большой плавильный котел криминала города Заколючинска, получая в качестве исходного материала русских, хохлов, армян, азербайджанцев и всех прочих, выдавал новую, доселе неизвестную этнографам национальность – « Почтовский пидарас», отличавшуюся невероятной, прямо таки бесчеловечной пиздопротивностью, многократно превосходивший исходные качества.
- А на семейниках мы чо должны делать? – спросил Игорь, меся ботинками апрельскую кашу под ногами. – Ну, я хотел сказать…
- Бабу отпиздить, мужика выебать! – мрачно буркнул молчаливый Филиппов.
- И сжечь! – добавил Макаков. – Во славу Сатане!
- По углам их развести, чтоб никто никого не убил – разъяснил Филиппов. – Если мужик пьяный семейство гоняет, то в медяк. Если участковый работает, то участкового можно вызвать на место. А так, чо ты там сделаешь-то?
- Ааа, - протянул Бочкин. – Понятно.
«Я ебал тут Машу!» - большая, сделанная на стене подъезда черным маркером надпись, прямо-таки светилась той радостью, что выпало испытать некой Маше и ее безвестному ебарю. «Мусора – пидоры!» - гласила другая, расположенная рядом с третьей, «Район 13», четко обозначая жизненную позицию, обретающихся в этом подъезде по вечерам, четких и определенно очень опасных людей, познавших в свои четырнадцать все тяготы и лишения гангстерской жизни.
- Открывай сова, медведь пришел! – негромко сказал Филиппов, постучав в дверь.
За дверью оживились:
- Вылезай, тварь! – донесся громкий женский голос. – Выходи, я сказала, сволочь!
Никакого страха, испуга или чего-то подобного, хотя бы отдаленно напоминавшего ужас, охвативший слабую, беззащитную перед лицом мужа-тирана, кровавого домашнего Пиночета, женщину не было и в помине.
- Однако, – Филипов постучал снова.
Дверь распахнулась.
- Входите! – громко сказала-выдохнула женщина, видом своим похожая на Валькирию кисти художника Васильева, изрядно с тех пор отъевшуюся и сменившую доспех на засаленный халат. Глаза ее полыхали огнем, грудь, не до конца прикрытая старым халатом вздымалась, раскрасневшееся лицо перекосило от ярости.
- Забирайте эту тварь немедленно! – скомандовала она. – Увозите его в вытрезвитель, в обезъянник, куда угодно, что бы я его тут не видела! Вы посмотрите, как он меня довел!
- Тише, тише! – Даже опытный, многое повидавший за годы службы Макаков, невольно попятился назад. - Стоп! Давайте-ка вы по порядку объясните – какую конкретно, как вы говорите, тварь, нужно забрать и за что? – преодолев животный страх, сержант взял ситуацию в свои мозолистые руки. – А то, кроме вас, я никого тут не вижу.
- В ванной он закрылся, – презрительно сплюнула женщина. – Тварь трусливая!
Осторожно обогнув тяжеловесную фурию, Филиппов постучал в дверь.
- Мужчина, открывайте, милиция! – четко сказал он.
- Ага, щас, – донеслось из-за двери. – Сначала ее подальше уберите!
- Открывай, скот! – немедленно взорвалась Валькирия. – Я тебя убью!
- Вы, бы, и, правда, прошли бы лучше в комнату, – попросил Макаков.
Мадам громко фыркнула и, повернувшись к наряду широченной кормой, удалилась.
- Все, ушла? – поинтересовались из-за двери. – Можно?
- Можно, – подтвердил Филиппов.
- Заходите, – замок щелкнул.
Худой, усатый, невысокий, примерно на пол головы ниже своей дражайшей супруги мужичок курил, забравшись с ногами на унитаз. Лицо и шея были изрядно исцарапаны, одно ухо было заметно больше другого, под правым глазом наливался большой фингал. Старый, застиранный тельник был разорван.
- Оригинально, – покачал головой Макаков.
- Угу, – кивнул мужичок. – Совсем ебнулась.
- А с чего так? – поинтересовался сержант.
- Да как, – помялся страдалец. – Не, я конечно, тоже мудак. Мы на машину откладываем, ну а тут такое дело… Короче, я кубышку-то и распатронил, если, в общем…
Он достал новую сигарету и прикурил:
- Не, я деньги-то, туда вкину, не вопрос, но она же меня щас-то убьет. Короче, мужики, я пойду сегодня у матери перекантуюсь, наверное. Вы тока, это, побудьте пока тут, а то мало ли?
- Ладно, – пожал плечами сержант. – Побудем
Наблюдая за спешно одевающимся мужичком, который уже сообщил, что звать его Николай Тимофееич, и что сантехник он просто заебись, и что – «Если чо надо – обращайтесь», Бочкин поймал себя на мысли что его жестоко, очень жестоко наебали. Он-то, когда шел в милицию, представлял себе, что будет участвовать в засадах на бандитов, в погонях и перестрелках, вступать в кровавые схватки с маньяками. А что по факту? Залезший в семейную заначку мужик и его дурная баба?
- Все, готов? – заглянул в ванную Филиппов.
- Ща, командир, – мужичок быстренько обулся и накинул куртку. – Вы тока…
- Да понял, понял уже, – Макаков перегородил собою коридор, понимая, что его несчастные семьдесят пять килограмм центнер неукротимой ярости, если что, не остановят. – Давай бегом!
Мужичок резвой ланью выскочил из квартиры и поскакал вниз как горный козел.
- Убирайся, скот ебаный! – неслось ему вслед. - Пошел нахуй отсюда, тварь!
- Ну, вот такая у нас работа, - сказал Филиппов, когда они, прикрыв позорное бегство усатого сантехника, вышли на улицу. – А ты чо, думал, тут романтика?
- Да не, ну я это… - начал было жевать Игорь, потом кивнул. – Ну да, вообще-то.
- Ага, романтики-то тут прям дохуя, – сплюнул сержант. – Ладно, чо, пошли, что ли, на опорник?
- Ну, – ответил Макаков и достал рацию.– Заколючинск – Сто двадцать седьмому!
- На связи, Заколючинск!
- Китайских партизан пятьдесят два, мужчина отправился к родственникам, женщина заявление писать не хочет, - доложил он дежурному.
- Принял, – отозвался майор Чиркин.
- Все, пошли, – Макаков убрал рацию.
В опорном пункте, форпосте правопорядка на диких территориях, что располагался в помещении ЖЭКа, в паре комнатушек, было бедно и накурено.
- Ну, вот, собственно так это и происходит. – Филиппов высыпал содержимое пакетика в стаканчик. – Мы раз как-то в промзону мужика увезли, ночью, и там оставили. Пока он до города дойдет, он десять раз успокоится, головой подумает. И никто не пострадал, и все живы. А так – ну вот прикинь, они сколько лет вместе жили. Вот чо ты там им решишь?
- А Фархата помнишь? – подал голос сидевший рядом участковый, капитан Москалюк. – Тот вообще кадр – мы с ним так же вот, на семейник пришли, разбираемся. Смотрю, а Фархата нет! Куда, блядь, делся-то? А он, хорек, уже на кухне, натурально нашел палку колбасы копченой и жрет втихушку. Хозяева так охуели, что даже сраться перестали! Нас с Фархатом только что не пинках погнали.
- Чо, серьезно? – спросил у капитана Игорь.
- Чо, серьезно? – уточнил Москалюк. – То, что погнали или что Фархат колбасу жрал? Жрал, было дело. Но Фархат, царствие ему небесное, мудрый был – чо с ними воевать, выяснять, когда они за колбасу сами объединились?
- Да не, раньше и времена были другие и работали по-другому, – Макаков отключил закипевший чайник многое повидавший на своем веку. – У нас Серега Гараев был такой, собренок бешеный. Пришли как-то с ним на громкую музыку, а там, пиздец, весь подъезд на ушах стоит, стекла, натурально звенят. Свет им никак не отключить – счетчик в квартире, дверь не открывают, так, только один раз «Пошли нахуй!» крикнули и больше не подходили. Хули делать?
Ну, Серега подумал-подумал, бумажек им под дверь напихал, поджег и пожарных вызвал. Те приехали – а из-за двери дымом тянет. Звонят в дверь – никто не открывает, хотя все соседи в голос говорят, что люди внутри есть. Значит, чо? Правильно – надо людей, дымом задохнувшихся спасать! А поскольку пожарный, в соответствии с законом, как сумасшедший, то они дверь – хуяк! - и вынесли.
В квартиру зашли, а те в говно уже перепились, не соображают нихера. Серега им центр палкой расколотил и ушел. Пожарные, раз все живы, свернулись и уехали. А соседи, по-моему, им еще и в коридоре насрали, чтоб впредь неповадно было.
- Бля! – отсмеявшись, Бочкин достал сигареты и оценив, насколько в помещении накурено, спросил. – Парни, я на улицу выйду покурить?
- Иди, конечно,– кивнул Макаков.
Входная дверь, старая и расхлябанная, как и все на опорном, резко открылась, едва не залепил Игорю в лоб.
- Еб! – отскочил тот назад, разглядывая вошедшего. Гражданин, что едва не прибил его дверью, был колоритен – седые, выцветшие волосы торчали колтунами из-под грязной, вязаной шапки, борода висела сосульками, одежда давно не стиранная, рваная и грязная, вся покрытая какими-то пятнами. Пах соответственно – давнишним, застарелым потом, непередаваемой смесью человечьих и кошачьих ссак, дешевым табаком, который оттенял легкий запах говнеца.
- Ну, хуль ты встал на дороге? – недовольно буркнул вошедший клошар, проходя мимо Бочкина.
- Ээээ, – с тоской и скорбью, Игорь осознал, что против такого противника он бессилен, поскольку табельного оружия и спецсредств, которыми можно ткнуть с безопасной дистанции у него нет, а бить данного господина ногами или, упаси Боже, руками он не будет сугубо из брезгливости.
- Чо «ээээ»? – не оборачиваясь, фыркнул наглый бомжара, и проник в комнатушку, где сидел участковый.
- Это, чо, здрасте, Иван Николаич! – вежливо просипел он. – Беда у меня, чо, выручайте!
- Здорово, Иваныч! – участковый, вопреки ожиданиям Бочкина, не выставил наглеца за дверь, перетянув палкой повдоль хребта. – Говори, чо хотел!
- Так, это, чо, – клошар шмыгнул носом. – Затопило меня!
- О, как, – зевнул Москалюк. – И чо?
- Так, это, Николаич, выручай, – бомж вздохнул. – Организуй пятнадцать суток, а? Ну, вообще дело труба – подвал затопило, молодежь совсем озверела, ваши эти… Выручай, в общем, а? Жрать охота, сил нет!
- Мда, – капитан посмотрел в потолок, как если бы там было написан ответ на извечный вопрос – «Как нам обустроить Россию». Потолок был грязен, засижен мухами и прокурен, ответа на вопрос не содержал, а лишь наоборот, видом своим вгонял в тоску и внушал безысходность.
- Ладно, чо, – Москалюк посмотрел на Макакова. – Так, пацаны, пишите рапорт на мелкое фулюганство, что ли.
- А чо он у нас делал? – уточнил сержант, деловито доставая из папки бумагу. – Матом орал на всю улицу или ссал посреди двора?
- И ссал, и матерился, и еше за форму тебя хватал. Ну и отказывался прекратить противоправные действия, – Москалюк достал девственно чистые бланки протоколов, коим предстояло зафиксировать все учиненные бомжом Переверзевым грязные непотребства.
- Ясно. Так, молодой, иди сюда, – Макаков показал рукой на бумаги. – Садись, пиши.
- А чо писать? – неуверенно спросил Бочкин, садясь за стол. – Я ж не знаю, как правильно.
- Я тебе подскажу, – успокоил сержант. – Учись, тут без писанины никуда!
- Не, Серега, ты сам пока накидай, – поднял голову капитан. – Слышь, молодой, у тебя мелочь есть какая?
- Да что-то было вроде, – порылся в карманах Игорь. – А чо?
- Да ничо, на вот тебе десятку, – участковый протянул смятую купюру. – Возьми пару пачек «Роллтона» и «Приму» погарскую. Они дешманские, должно хватить.
На «Спутнике» было людно. Неубиваемые бабки, которых не пугал ни холод, ни зной, ни мороз с градом, торговали всяческой ерундой, кучковались извечные алкаши, сновали туда-сюда, таская здоровенные, что никакая лошадь не утащит, набитые продуктами сумки.
- Здорово, Игоряс! – окликнули Бочкина.
Игорь обернулся. Двое старых приятелей – Федор и Андрюша, подзатарившись пивом шли в сторону дома.
- Здорово, пацаны, – махнул им рукой Игорь.
Пацаны, слегка изменив курс, подошли поближе
- Слышь, Игоряс, а ты чо, щас в мусрне работаешь? – доверительно спросил Федор.
- В милиции, – сварливо поправил его Бочкин. – А чо?
- Да не, чо, – пожал плечами Федор. – Не, я бы не пошел!
- Да кто бы тебя взял-то? – Андрюша довольно заржал. – Залетчик, ебаный в рот! Это Игореха человек приличный!
- Да не, я-то чо! – Федор зевнул. – Ладно, мы погнали!
- Ага, счастливо, пацаны! – Бочкин поручкался со старыми знакомыми. – Много не пейте!
- Вот кто бы говорил! – ответил Андрюша, подхватывая пакеты, в которых булькало и позвякивало. – Кто у меня ванну на прошлое восьмое марто заблевал?
- Не, ну было дело, – смутился Игорь.
- Ладно, чо, будет время, заходи! Что – нибудь расскажешь прикольного! – Андрюша потопал вслед за Федором.
Дерзкий бомжара, ловко орудуя наваренным на лом топором и наполовину обрезанной штыковой лопатой, бодро и весело чистил крыльцо опорняка. Отобедавши аж целыми двумя пачками «китайской лапши», за которую китайцы удавили бы производителя, выпив стопочку спирта и покурив мерзопакостной погарскй «Примы» он даже чего-то напевал, являя собой пример того, что человеку, на самом-то деле, для счастья нужно совсем немного.
- Ну чо, Николаич, принимай работу! – весело доложил он, сметя ледяную крошку.
- Молодец, чо, сказать! – участковый бросил бычок в урну. – Ну чо, пошли, до кондиции тебя доведем да и в отдел.
- Так, эта, чо, пошли! – клошар подхватил инструменты и потопал за Москалюком.
- Слушай, Андрюха, а что это вообще за хуйня? – непонимающе спросил у Макакова Бочкин. – Нахуй оно вообще надо?
- Да как сказать, – пожал плечами сержант, подбирая слова таким образом, чтобы объяснить вещи, которые никому, кто знаком с предметом разговора, уже объяснять не надо. – Ну, вот смотри – есть Иваныч, бомжара. Приходит он к нам, разживется парой папиросок, лапши пачку заточит, крыльцо почистит. На него протокол-другой и оформят – и у нас показатели есть, и Иваныч, опять-таки, с голоду не помер, а если ему еще и стопочку накапать, так вообще праздник. А когда совсем плохо, то ему можно и пятнадцать суток оформить. У нас же в изоляторе отбывают, это, считай две недели в тепле и комфорте, обед со столовой возят – херовый, правда, ну так ему это почти санаторий! Врач его осмотрит, помоют, вшей потравят. Почти Красный крест!
- Не, это-то я понял, – кивнул Игорь. – А нахуя?
- Ну, как нахуя? – пожал плечами Андрюха. – Считай, что благотворительность.
- Аааа, – снова кивнул Бочкин. – Понятно.
Второй раз за день милицейская работа сверкнула перед Игорем новой, доселе неизвестной гранью…
- Сто двадцать семь! Сто двадцать семь – Заколючинску! – отрывисто прошипела рация…
- На связи Сто двадцать седьмой! – ответил Макаков. – С задержанным на опорном!
- Ты задержанного участковому оставь, а сам пройди на Гетмана Мазепы пятнадцать – двадцать два! Соседи по подселению скандалят, разберись!
- Понял, Мазепы пятнадцать, – продублировал адрес сержант.
- Андрюха! – дверь приоткрылась и высунулась голова Москалюка, слышавшего переговоры. – Слушай чо, там Надька Шишонкова живет, там у нее вечно всякая шлоебень собирается, и мальчик с девочкой. Шугани их, а я подойду, как освобожусь!
Наверное, если есть некая Высшая Справедливость, те, кто в прошлой своей жизни совершили какие-то особые злодеяния, обрекаются жить с подселением, в виде соседей-алкашей, медленно, но верно теряющих подобие человеческого облика.
Примерно такие мысли вертелись в голове Бочкина, когда он стоял в коридоре донельзя засранной квартиры. Бардак, загаженная, зассанная ванная, служившая туалетом и блевательницой частым гостям, прокуренная, воняющая прокисшей едой кухня. И рядом, за железной дверью комнаты, полугодовалый дитеныш, чьи родители – тощий, обезжиренный очкарик, чуть старше Игоря и субтильная девчонка, что, взяв неподьемный кредит, работая на трех работах, купили сраную подселенку, радуясь тому, что наконец-то у них будет свой собственный угол и можно не зависеть от прихоти ушибленных на голову родителей.
А сейчас они походу уже жалели не то, что о покупке этой комнатушки, а вообще о том, что когда-то встретились.
- Да, понимаете, нам ребенка купать надо, укладывать, а они опять собрались, – сбиваясь, рассказывал очкарик. – Орут, курят прям тут, пьяные все!
- Хорошо, я вас понял, – развел руками сержант. – Ну, они до нашего прихода разбежались, а ловить их по улице и расстреливать я, согласитесь, не могу. Хотя, я бы, конечно с радостью.
- Да понятно, – вздохнул молодой родитель. – Но жить же невозможно так!
- Они, вы знаете, ночью, когда приходят, специально нам по двери стучат! – подла голос жена, качая за ширмой хнычушего малыша. – У нас ребенок просыпается, плачет, а они еще орать начинают!
- Что вам посоветовать-то … - Макаков призадумался. – Ладно, мы сейчас с вашей соседкой попробуем пообщаться, внушение ей, так сказать сделать. Участковый к вам попозже подойдет.
- А на будущее вам, не надо их предупреждать, что милицию вызываете, – добавил Филиппов. – Так на месте все будут и с адреса, очень вероятно, в медяк поедут.
- Кастрюлю кипятка на тварь эту опрокиньте, – внезапно посоветовал Игорь. – Литров пять в самый раз будет.
- Что? – переспросил очкарик, – Как?
- Чо? – разом повернулись к нему старшие товарищи. – Чо?
- А чо не так? – Бочкин пожал плечами. – Поймать момент, когда она одна будет и кипятком ее облить. Это же, сто пудов, в больнице пару недель проваляется! А если пьяная будет, так еще и самим в «скорую» позвонить и сказать, что она на себя опрокинула.
-Ты чо несешь! – одернул его Филиппов.
- Так, чо, кому больше поверят – вам или ей? – уверенно сказал стажер. – Копыта откинет, хорошо. Не откинет – так как мышь сидеть будет!
- Игорь, заткнись, а? – прервал поток полезных советов Макаков. – Иди в коридоре нас подожди!
- Ладно, – Бочкин вышел, окинув взглядом комнатушку, в которой ютились несчастные, неспособные постоять за себя люди. Холодильник, маленькая, двухконфрочная плитка, детская ванночка- все стояло у них. Наверное, будь такая возможность, они бы и биотуалет у себя поставили и отдельный ход прорубили, только бы не встречаться с соседями…
Минут через пять, прервав бочкинские размышления о том, как трудно жить на свете тем, кто неспособен разбить ебло, вышли Макаков с Филипповым.
- Игорь, ты заканчивай, – сказал ему Андрюха. – Я-то, конечно, эту ебань на Ромашке сам бы утопил, но нельзя людям такие советы давать!
- Хорошо, не буду, – не стал спорить Игорь.
- Ты пока вообще молчи, угу? – добавил Филиппов. – Ты стажер, вот и стажируйся!
- Хорошо, – снова повторил Бочкин.
- Ладно, проехали, – Макаков постучал в старую, расслоившуюся фанерную дверь, за которой жила соседка-алкашка. – Надька, открывай!
За дверью зашоркали шаги. Дверь, проскрежетав замком, распахнулась и на пороге появилась хозяйка второй комнаты.
- Чо? – дыхнув страшным, способным свалить с ног выхлопом выдохнула она. – Чо надо?
- Слышь, ты за языком-то следи, – Макаков оттолкнул ее и вошел в облезлую комнату. – Ты не охуела ли, родна, так разговаривать, а?
- А чо? – пьяно выламываясь, спросила Надюха. – Я у себя дома, чо хочу, то и делаю!
- А я тебя отсюда щас выкину нахуй, и в медяк увезу, – пообещал ей Филиппов. – Хочешь?
- Не, не хочу! – замотала головой алкашка, шаря руками по заваленному всякой дрянью столу, пытаясь найти курево. – А дайте сигарету!
- Не курю, – ответил Макаков.
- Ой, ой, ой, ну подумаешь, – Надюха всплеснула руками, и обратилась к Игорю. – Молодой, дай сигарету, а?
- Я тебе щас в бубен дам, – Бочкин прищурился. – Сразу, блядь, накуришься!
- О, а он чо, всегда такой серьезный? – спросила синячка у Филиппова. – В бубен сразу!
- Серьезней некуда! – подтвердил тот. – Ну чо, по-хорошему или как?
- Ладно-ладно, – закивала алкашка. – По-хорошему, я чо, совсем дура?..
- Так ладно, еще подождем и будем на ужин отпрашиваться, – Андрюха посмотрел на часы. – А то жрать-то хочется!
- Ты живешь где? – спросил у Бочкина Филиппов.
- Да тут, минут десять пешком, – Игорь достал сигареты и прикурил, чтобы как-то скрасить ожидание. – А мы кого ждем-то?
- Ну, мало ли, может эта ебань вся к Надюхе вернется, – объяснил Макаков. – Тогда их за жопу и в медяк.
- Ааа, – понимающе протянул Бочкин. – Понятно.
- А ты, Игоряс, привыкай, тут много, кому хочется еблище разбить, – Андрюха зевнул. – На всех рук не хватит!
- Ничо, в прокуратуру сходишь, успокоишься, - заверил Игоря Филиппов.
- Не ну, чо я… – помялся стажер.
- Сто двадцать семь – Заколючинску! – вновь проскрипела рация.
- На связи, «Спутник», - отозвался сержант.
- Вернись на Гетмана Мазепы, там опять эта синева пришла, скандалят, – обрадовал дежурный.
- Принял, – ответил Андрюха и злобно прошипел: – Уебки!
- Сто двадцать семь – Сто седьмому! – прорезался голос участкового Москалюка. – Я тоже подтянусь!
- Добро! – Макаков убрал рацию в карман. - Им чо, блядь, холокост устроить?
Очки были разбиты, а на лице, под левым глазом, обозначился замечательный синяк. И вообще парень выглядел грустно.
- Вы как ушли, они почти сразу вернулись! У них там какой-то друг освободился, вот они отмечают, – причитала девочка, качая на руках орущего ребенка. – Мы Сашу купать собрались, они орали, в дверь долбили, муж к ним вышел, а они…
- Эээээ, я чо, блядь сказала! – донесся из-за стены пьяный визгливый голос. – Уебка своего заткните, пока я его нахуй не удавила, блядь!
- Пошли! – коротко бросил подоспевший к тому времени Москалюк, доставая на ходу палку.
Дверь в комнату алкашки-Надюхи он распахнул пинком, не размениваясь на всякие глупости, вроде постучаться и представится. В прокуренной комнатушке, за столом, сделанном из двух табуреток и снятой с кухни двери, сидело человек шесть.
- Ты чо, тварь! – Москалюк сходу перетянул Надюху палкой и, схватив за волосы, швырнул на пол .– Я тебя саму, блядь, утоплю!
- Ээээ, слыыышь! – подорвался с продавленного, прожженного в нескольких местах дивана синий от наколок тип, в засаленном спортивном костюме. – Ты чо…
- Лежать! – Макаков схватил его за рукав и, дернув-вытянув на себя, ударил палкой по ногам. – Лежать, я сказал!
- А-а-а! – заорал «синий» падая на пол – Ты чО, сука!
- Чо ты сказал!? – Андрюха снова зарядил палкой. – Чо, бля?
- А-а-а-а! – орал, извиваясь «синий» пытаясь увернуться от ударов. - Бля!
Бочкина понесло. К алкашам, тихим и безобидным, он относился спокойно и даже немного жалел, поскольку среди них было немало неплохих, рукастых и талантливых людей, которым не хватило воли и терпения свой талант реализовать.
А вот стадо, вечно пьяное, безликая серо-черная масса, оглашающая всю округу трехэтажным матом, ссущее под окнами, бухающее на детских площадка, он ненавидел совершенно иррациональной ненавистью.
- Стоять! – Игорь перехватил типа, похожего, как однояйцевый брат-близнец на уже лежащего, на полу «синего». - Хэ! – Бочкин с хрустом вбил колено в грудь, натягивая типа на удар.
- Ыыыыы, – оппонент упал, издавая непонятные звуки.
- Лежать, пидарас! – не останавливаясь на достигнутом, стажер пнул упавшего по отвисшему, рахитичному пузику.
- Я сказал, всем мордой в пол! – рявкнул участковый, охаживая ПРом воющую массу. – Мордой в пол!
- Ну чо, еще желающие есть? – зло спросил капитан, пнув Надюху в бок. – Кого ты там удавить-то хотела?
- Никого…– тихо провыла-простонала та.
- Никого, – передразнил ее Москалюк. – Ты чо, тварь, почву под ногами ощутила?
- Парни, пока тут постойте, – пнув, напоследок, Надюху он вышел из провонявшей комнаты.
- Вы заявление писать будете? – донеслось из коридора.
- Бу-бу-бу-бу, – неразборчиво промямлил очкарик.
- То есть как – нет? – раздраженно спросил капитан.
- Бу-бу-бу…
- Я не понял, вы можете не под нос говорить? – участковый явно терял терпение.
- Нет, ну чо я, ну соседи как-никак, – неуверенно, жуя под нос, чуть громче пробубнил терпила. – Ссориться как бы не охота…
- Что значит – «ссорится неохота»? - Москалюк слегка повысил голос. – А для чего вы вообще в милицию вызывали? И что, по-вашему, мы делать должны, если вы их не хотите привлечь к ответственности?
- А не надо мне указывать! – голос очкарика приобрел уверенность. В нем прорезались нотки собственного достоинства, как это часто бывает, когда опасность получить пиздюлей миновала. – Заявление я писать не буду! До свидания!
Железная дверь, отделяющая хрупкий эльфийский мир Очкарика, в котором жили только добрые и хорошие люди и на бескрайних лугах паслись, какая бабочками, единороги, от суровой реальности, в которой Добро, в виде примчавшихся на помощь милиционеров, было пострашней иного зла, с грохотом, закрылась.
- Ну чо, тела? – устало сказал вернувшийся в комнату капитан, созерцая лежащих в ряд алкашей. – На расстрел поедем или топить вас будем, а?
- Начальник, ты чо, гонишь? – просипел ушибленный Бочкин тип. – Слышь, мы это, давай пойдем отсюда, а? Не, ну чо, попутали, ну!
- Да вот хуй-то вам! – Москалюк достал из бушлата радиостанцию. – Заколючинск – Сто седьмому!
- На связи Заколючинск! – отозвалась дежурная часть. – Кто вызывает?
- Сто седьмой! Пришли подбор, семь грузов в сельсовет!
- Э, старшой, не гони! – презрев страх, подорвался с пола тип. – Слышь, я по УДО вышел, мне щас вообще нельзя…
- А раньше, чем думал? – спросил Макаков. – Жопой?
- Слышь, я не с тобой вообще, разговариваю! – бросил через губу «синий». - Ты стой, короче, ровно!
Дын! – гулко треснула по хребту палка.
- Чо? – сержант прихватил охуевшего синегала за вытянутый рукав олимпийки и, дернув на себя, снова ударил палкой. – Чо сказал?
«Синий» упал на колено. – Вы чо творите?!
- Ебало завали! – Андрюха оттолкнул «синего».
- Сто седьмой – Девять шесть! – раздался в эфире радостный голос. – Выводи тела, мы внизу!
- А чо они заяву писать не стали? – осторожно спросил у участкового Игорь, когда дребезжащий УАЗик, доверху груженный отходами общества отъехал от подъезда.
- С соседями ссорится не хотят.
- А по ебалу получать хотят? – не понял Бочкин. – Пизданутые они, какие-то.
- Слышь, молодой, сходи сам, спроси, – буркнул участковый и немного смягчившись, добавил. – Привыкай, тут ты хуй от кого «спасибо» услышишь.
Бочкин шел домой, задумчиво пиная шишаки, что намерзли на дороге к утру. Слегка ныла сбитая рука, горло саднило от сигарет, глаза с непривычки слипались. Свое приключение он таки нашел ближе к утру, когда пьяный дурак, поругавшись со своей принцессой-синеглазкой, пробил ей голову молотком…
- Так, Василич – сказал Макаков дознавателю. – Мы тебе стажера оставим, ему все равно недалеко, а нам сниматься пора. Справитесь?
- Да, давайте! – дознаватель Петренко равнодушно пожал плечами. – Ключ от браслетов только оставь.
- Добро, – сержант отцепил ключ. – В дежурке оставь, я завтра заберу.
- Ага, – Петренко сунул ключ в карман. – Все, давайте.
- Все, мы погнали! – Макаков хлопнул Игоря по плечу. – Все, давай, молодой, до завтра!
- До свидания! – попрощался Бочкин и приготовился помогать дознавателю, что есть сил.
- За этим хуем посмотри, – распорядился дознаватель, упаковывая в пакет небольшой молоток и проверяя бумаги.
«Этот хуй» сидел в кресле, поблескивая надетыми на руки браслетами и тихонько скулил на тему, что Нинку он очень любит, но вот она сука и шлюха, и что он все равно освободиться…
- И чо, закроют его? – спросил Игорь у Петренко.
- А? – дознаватель встряхнул головой, отгоняя сонную одурь. - Чо говоришь?
- Надолго, говорю, его закроют-то? – повторил Бочкин.
- Да кого там, блядь, закроют, – зевнул Петренко. – Если только она в больнице отъедет, тогда закроют.
- А… - начал было стажер.
- А сейчас его в медяк, к утру, как проспится, опросим. Так как раз будет понятно, что с его бабой и чо с ним дальше делать, – терпеливо объяснил дознаватель. – Так, давай-ка это тело собирать, я уже закончил. Там в коридоре шмотки его, принеси сюда.
- Ага – Бочкин умчался за одеждой.
- Пять два четыре – Один шесть! – заговорила рация. – Внизу жду!
- Понял тебя, выходим! – ответил Петренко и окликнул задержанного. – Так, Баранов, давай собираться!
- Вот! – Игорь вернулся с одеждой. – Куртка, шапка и ботинки.
- Ага, молодец, – Петренко снял с Баранова наручники. – Все ,давай одеваться.
- Нинка, сука, – протянул тот. – Блядь…
- Одевайся давай, тело! – рявкнул дознаватель.
- Блядь… Не хочу на зону, - снова проныл тот.
- Бегом! – Петренко отвесил ему подзатыльника, – Я чо тут, до утра с тобой сидеть буду?
Медленно, постоянно срываясь на нытье о том, что на зону он не хочет, и что Нинка сука конченная, Баранов одевался. Бочкин стоял рядом, сдерживая горячее желание пнуть его в бочину, дабы тот замолчал и хоть немного ускорился.
- Блядь, Баранов, ты меня уже заебал! – дознаватель рывком поставил задержанного на ноги, накинул на него куртку и натянул шапку. – Все, пошли!
- Шевелись, давай! – крепко ухватив нытика, Игорь потащил его к выходу.
- Стоп! – остановился в дверях Петренко, когда они уже почти вышли. – Ключи от квартиры где?
- Ыыыы? – не понял сразу Баранов, – А?
- Ну, ключи-то от квартиры где? – со вздохом переспросил офицер. – Мы же дверь открытой не оставим, ага? Твои же друзья - долбоебы все растащат!
- А, ключи, ага, да.. – мелко закивал тот – Да, щас, ага, щас… Это, браслеты снимите, а?
- Ты скажи где, я сам возьму! – Петренко переложил папку в другую руку
- Не, это… Там, – показал Баранов скованными руками.
- Где? – Петренко устало прикрыл глаза. – Где, блядь, там?
- Ну, это, короче…
Где-то, этажом выше хлопнула дверь. Бочкин вздрогнул, непроизвольно повернувшись на звук.
- Блядь! – раздалось у него за спиной, когда Баранов из всех своих рахитичных сил оттолкнул Игоря и прыгнул в квартиру.
Щелк! – закрылся замок.
- Да, блядь! – Петренко бросил папку вместе с упакованными вещдоками на пол, пнул дверь. – Баранов, придурок, открывай!
- Нет! – взвизгнул из-за двери тот. – Не хочу на зону!
- Да какую зону, долбоеб! – Петренко снова пнул дверь. – Никто тебя не посадит!
- Нет! – снова крикнул Баранов. – Нет, нет! Опять в жопу ебать будут!
- Да еб твою мать! – дознаватель сплюнул, и сказал уже спокойней. – Так, давай открывай, а? Ты же никуда отсюда не денешься, правда?
- Нет! – за дверью зарыдали. – Нет! Нет! Нет!
- Ну все, хорош уже! – спокойно попросил Петренко – Ну куда ты оттуда денешься, а?
- Нет! Опять в жопу будут ебать! Лучше из окна сброшусь!
- Ох ты ж блядь! – Петренко засадил ботинком в дверь. – Помогай!
Игорь с разбегу прыгнул, впечатывая ногу в замок. Дверь, хоть и хлипкая, выдержала.
- А-а-а, блядь! – донеслось из квартиры. – Я спрыгну, идите нахуй все!
- Да блядь! – Бочкин пинал в дверь, которая понемногу поддавалась.
- Аааааа! – неслось изнутри. – Идите нахуй!
- Блядь! – Петренко прыгнул с разбега…
- Да еб! – туша дознавателя растянулась на выбитой двери и заскребла конечностями, пытаясь подняться. – Держи его, блядь!
Задержанный Баранов, не желающий чтобы на зоне его пользовали в жопу, стоял в раскрытом окне.
- Сука! – Игорь прыгнул, хватая за ноги и падая назад, в комнату.
Тощая тело упало сверху, по лицу больно ударили наручники.
- Блядь! – отчаянно дрыгающийся Баранов пнул Бочкина в пах.
- Сука! – скукожившись от боли, стажер подмял под себя тело. - Блядь! Сука! Пидарас!
Кулак Игоря встретил костлявый лоб.
- Аааа! – выл избиваемый им Баранов. – Пусти, нахуй!
- Стой! – подоспевший Петренко схватил Бочкина за руку. – Стой, блядь! Забьешь, нахуй! Все, отойди! – оттащил он осатаневшего стажера.
- Пять два четыре! – заскрипел рация. – Вы чо там, помощь нужна?..
- Фу, блядь! – дознаватель вздохнув, вытер пот со лба. – Вот ебать, ебать…
Игорь уселся на ограду у подъезда и закурил. На горизонте едва-едва забрезжил рассвет. Первыми ласточками потянулись на смену комбинатовцы.
- Ебтень, пол-шестого уже, – посмотрел на часы Бочкин. – Надо же так, а?
Дом понемногу оживал. То там, то тут звенели будильники, кто-то курил в форточку, кто-то, счастливый, громко храпел так, что было слышно даже на улице.
- О, здорово сосед! – поздоровался выползший из подъезда сосед. – А ты чо?
- Да с работы вот, – ответил Игорь, разглядывая разбитые руки.
- Ааа, – протянул сосед. – Ты же в ментовку вроде как устроился, мать говорила?
- Ну, – кивнул тот. – Устроился.
- И чо как? Интересно?
- Да пиздец, как интересно! – Бочкин вытянул зубами новую сигарету. – Просто охуеть!
