Ничего, что связывало бы домик с похищенным на Тибрской дороге, не нашлось. Так, мелочевка всякая, и упоминания недостойная. Ну разве что кроме четырехгранной, древней даже на вид иглы, сделанной чуть ли не из черной бронзы. Да пара серебряных талеров с Вильдерманом. Очень уж Мирослав любил денежки Брауншвейгской чеканки. Там-то, с какой стороны не глянь одни знакомые. То ли Геракл - Геркулес, если верить многомудрому Хранителю, то ли кто из диких лесных людей, если верить собственной памяти...
Самым интересным оказался шкелето-кот так впечатливший Литвина.
- Ты, капитан, в следующий раз так и говори: прется сейчас на тебя, дорогой ты мой человек, кошачий скелет, который не кусается, и не царапается. Я же чуть не обосрался!
- Это не самое страшное, отрок, что доведется тебе встретить на пути ратном, коли твердо решишь стезю нечистеборческую выбрать!
Збых с подозрением оглядел командира – не подменили ли втихаря, раз такую высокопарную чушь нести начал. Но тот ухмыльнулся в ответ и продолжил:
- Так говоришь, котей мимо прошел, да в речку бултыхнулся?
- Ну. Видать, рыбки половить вздумалось.
Литвина передернуло.
- Рыбки половить - не человеков уловить! – вновь скорчил постную физиономию капитан, - забавный вообще котик, раз под солнцем шляется. Видать, к нечисти никоим боком отношения не имеет. Или скроен ловко и не по простым лекалам.
Подошли наемники, что ставились на охрану, справедливо рассудив, что раз капитан с Литвином сидят, языками чешут, нужды особой в пригляде нету.
- Чего там, герр капитан? – спросил вежливый Янек.
- Ничего плохого, но и ничего. Ночью засядем поудобнее, подождем, вдруг вернется.
- Что-то я сомневаюсь, - покрутил головою Збых, разминая шею, - мы пол дня здесь бродим, уж и слепой бы нас приметил.
- Один хрен сегодня выступать не получится, девчонку хоронят. А так, мало ли, вдруг да явится, над разгромом поплакать, нами, злобными ландскнехтами, учиненным.
Воду и лодки Диего не любил – имелось на то веские основания, встрявшие в память после одной туманной ночи во Фландрии. Но сейчас сияло солнце, распевали средь зелени высокого и крутого берега птицы, смирно влекла свои теплые воды широкая река. Да и к грубому короткому веслу лейтенант приноровился, греб, не сбивая товарищей.
Длинная и вместительная лодка, именуемая в здешних местах «дубком», легко шла по спокойной воде. Навали в такую долбленку больше груза, посади еще трех-четырех бойцов, суденышко сохранит подвижность – делать лодки в здешних местах умели. Но нынче в дубке сидело всего четверо: сам лейтенант, неразговорчивый Котодрал и сумрачный Дмитро. За четвертого спутника был и вовсе молчун.
Водный простор раскидывался все шире – заходили к добыче от середины реки, дабы не вспугнуть. Бескрайность реки слегка смущала – опрокинется лодка, определенно не выплыть. Особенно, если плаванью мешать будут всяческие перепончатолапые щуки. Впрочем, дурных предчувствий пока не имелось – Диего смотрел как летит вдоль берега цапля – сияло в солнечных лучах нестерпимо белоснежное оперение, неспешно взмахивали прекрасные крылья – истома и изящество таились в каждом движении. Будь оно проклято, до чего ж много странного и волшебного в этой дикой стране! Птицы, реки, женщины с мифическими именами… О, Гарпин куда как смуглее и пощедрее телосложением, чем эта снежно-белая хрупкая птица. Какая же она жаркая и искренняя в желаниях. Святой Христофор свидетель – кипящее золото, а не женщина!
Всплеск отвел от ненужных мыслей – гребцы вздрогнули, глядя на широко расходящиеся по воде круги.
— Рыба, — обернувшись, одними губами почти беззвучно, сказал Котодрал.
Диего кивнул, чувствуя, как на лбу мгновенно выступил пот. День как будто разом стал менее солнечным. Охотники глянули на Дмитра – казак безмолвно указал веслом в сторону берега – в то место, где обрыв и деревья отбрасывали длинную и плотную тень. Понятно, значит там те знаменитые омуты…
Двинулись к цели. Лейтенант еще бережней погружал весло в воду. Не нужны лишние плески, ни к чему громкие звуки и иной шум. Пусть дичь спит, сейчас в полдень, она непременно должна спать. Сыто и спокойно дремать в покое, среди зеленых водорослей и черных стволов топляка…
О здешних мавках и водяницах Угальде знал мало. Об ундинах и наядах читал и слушал чуть больше, хотя особой опасности здравомыслящим людям они не представляли. В добропорядочной Европе, по крайней мере. Если сохранять должные приличия, не куртуазничать с сисястыми селедками, не давать себя заманить в воду спьяну или по чрезмерной похотливости… Здесь иное дело. Иные дикие реки, полные кровожадных тварей. Жутко вспомнить как они растерзали несчастную невесту казака. Такая милая девушка… Хотя, если сравнивать, покойная была излишне худощава…
Угальде прогнал забыл о неуместных сравнениях. Тень берега приблизилась. Собственно говоря, это не совсем прибрежная тень – просто длинная и темная. И чересчур густая. Как в столь солнечный полдень вода может оставаться непроницаемо черной? Казалось, уже и внутрь лодки сама собой поднимается речная студеность – вот сидящий впереди Котодрал передернул плечами. Диего и сам чувствовал, как поясницу начинает холодить, точно на льду расселся…
Дмитро приподнял руку, призывая замедлить ход – казак всматривался в береговые деревья и откосы, ища приметы точного места.
Дубок Лодка сдвинулся чуть в сторону, Дмитро кивнул головой – здесь! Он и Котодрал склонились над главным попутчиком охотников – пузатый бочонок с достоинством дожидался своего часа. Лоснились обмазанные свежей смолой бока, торчал куцым хвостиком хитроумный фитиль, который надо было не поджигать, а вовсе даже наоборот - окунуть в воду целиком. О, сколько всего полезного хранят вьюки их капитана!
Держа наготове пистолет, Диего не мог оторвать взгляда от воды – странно притягивала почти черная поверхность, чаровали мнящиеся глазу водовороты, тайное глубинное движение – темное, гладкое, упругое. Ствол пистолета ткнулся в борт лодки – Угальде отшатнулся. О, Дева Мария! Неужели сам нырнуть вознамерился?
— Что скажешь, лейтенант? – прошептал Котодрал.
— Швыряйте! С левого борта…
Бочонок придержали — плеснуло не так и громко. Смоляная тушка снаряда канула в непроницаемую толщу воды. Капитан клялся, что все сработает. Нужно только дать воде растворить вложенный кусочек сахару. А что сработало в океане, не подведет и на реке.
— Ну, сучье племя, щас… — с торжеством скрежетнул зубами Дмитро.
Спохватившись, взялись за весло – дубок резво отошел ближе к берегу…
…Сначала вздрогнула лодка, потом донесся глухой глубинный вздох… и всё. Днепровский простор лежал все такой же сонный, разморенный. Диего уже открыл рот, дабы крепко выругаться, но тут вода вспучилась…
…Огромный пузырь вынес к солнцу еще один вздох, глубокий и страдающий, словно сама река ахнула от боли. Разошелся пенный водяной вал, стал белым, потом желтым – взметнуло со дна песок, камни, обломки черных древних стволов, обрывки водорослей. Мелькнуло еще что-то, вода меняла цвет, лодка запрыгала на волне… Выбросило в пузырях на поверхность обрывок чего-то темного, но вроде бы без хвоста…
— Вон они! – приглушенно крикнул Котодрал.
…Шагах в двадцати от взрыва всплывали тела: вот бледная спина, левее голова… Дальше опять голова, еще одна… Нога в небо задралась – бледная, в синеве – нырнуть хочет?! Нет, эта оборванная, растрепанные ошметки кожи хлюпнули… Но вон, среди вплывших гнилых ветвей, отчетливое шевеление!
— От берега уходят! – крикнул Йозеф.
Казак уже стоял на ногах, целился из мушкета. Выстрел!
Было видно, как одно из темных пятен вздрогнуло, исчезло под водой. Вновь всплыло или нет?
Поверхность на месте взрыва густо покрылась всякой дрянью: обломки столетнего топляка, ил, мутные пузыри, вон мертвое тело, с раскинутыми руками и ногами, опять черные сучья… Меж всего этого суматошно бултыхалось нечто лохматое, било по воде пятернями и пятками, бессмысленно кружило, видимо, сильно оглушенное.
— От, словно чабак[1] с глистяком в пузе, — злобно процедил Дмитро, вскидывая мушкетон.
Хлестнула по воде картечь, тварь, с виду невеликая, подпрыгнула, на миг показав разодранное белое пузо, исчезла…
— Под берег уходят! – указал Котодрал, вскидывая пистолет.
Диего и сам видел – дальше по носу дубка плыло несколько пятен голов, одна все моталась из стороны в сторону, из её ушей брызгало темным.
— Бейте! – заорал казак, выдирая из-за пояса пистоли.
— Да разве попадешь? — пробормотал Йозеф, озираясь. – Ты погоди, то нас молодые отвлекают, а матерые здесь где-то…
Уплывающие твари и правда были невелики – если бы не спутанные космы, за выдр можно принять. Дмитро все равно выпалил – было видно, как обе пули бесполезно ударили в воду около плывущих русалок. Одна из голов повернулась – Диего увидел мелкую синюшную мордочку, выпученные в ужасе глаза…
Охотники переглянулись – вовсе детеныши, что ли? Казак спешно заряжал широкогорлый мушкетон:
— Плывем за ним следом! Добить, пока глушенные!
— Да нырнули уже, — прохрипел Котодрал, продолжая нервно озираться. – Ты крупных стереги, сейчас полезут, — боец глянул на лейтенанта.
Диего кивнул — действительно, почти нырнули. И имеет смысл сберечь заряды на крупную нечисть…
… Лодку отнесло ближе к берегу. Охотники не спускали глаз с речной поверхности – уже успокоилась вода. Песок осел, сверху колыхалась поднятая с донных глубин дрянь, иногда всплескивала хвостом полуживая рыба. Да, рыбы наглушили много, ну, и иное между ней плавало.
— Глянем, — приказал Угальде.
Нос дубка осторожно раздвигал муть: вокруг колыхались окуни и плотва, большей частью мертвые, но иные еще распахивающие рты в беззвучном крике, вот смотрела мертвыми глазами щука, под бок к ней нанесло стайку мелких ершиков. Рядом плавала рука – небольшая, с синью под длинными ногтями. Ободрана повыше локтя, и вроде бы в слизи. А вот целый труп, крупный, играет вода лохмотьями платья…
Дмитро подцепил тело веслом – перевернулось с трудом.
— Ишь ты, а гладкая была!
— Ну, — согласился тиролец. – Полгода назад полюбоваться было на что.
Йозеф был прав – с первого взгляда стало ясно, что труп несвежий. Некогда красивая женщина в остатках изящного платья, лицо вода и рыбы пощадили, но в остальном…
— Кол бы пригодился, — пробормотал Диего, держа наготове пистолет.
— Да же какой кол на воде? – заметил Котодрал. – Из обычных она. Видать, теченьем затянуло и за топляк зацепило.
— Да какие тут обычные?! – оскалился Дмитро. – Сроду тут таких обычных не утопало. Да и течение – вон оно там где!
Охотники глянули на залитую солнцем, безмятежную реку. Отчего-то захотелось попасть на берег еще быстрее.
— Ладно, дело сделано, поплыли, — с облегчением молвил Угальде.
— Стойте, я цепку сниму, — буркнул казак, глядя на шею утопленницы, где тускло поблескивало золото.
— Не к добру такие трофеи, — предостерег Котодрал.
— Не для обогащенья беру, — казак веслом подтаскивал труп ближе к лодке. – На порох выменяю, да еще разок сюда вернусь.
Касаться пятнистой шеи утопленницы Дмитро все ж не рискнул – потянулся к толстой цепочке острием кинжала. В тот же миг, богатое, не иначе как итальянской работы золотое плетение превратилось в огромнейшего червя – тот изогнулся, захлестнул хвостом клинок и не иначе как собрался устремиться по оружию к его хозяину. Вышло это так внезапно, что трое охотников одновременно и резко отшатнулись. Вроде бы устойчивая лодка с готовностью поддалась и трое воинов даже не успев ругнуться полетели в воду…
…Еще никогда Диего Угальде не влезал в лодку с такой скоростью – уже животом на борту лежа, немыслимым усильем воли укоротил себе, словно карла какой, ноги, а остальное поджалось еще плотнее. Коротконогий лейтенант свалился на дно, шляпа, истекая водой, съехала на морду, а штаны и под камзолом, словно льдом наполнились. Соратники уже взлетели обратно в челн – даже и помогать никому не пришлось. Не сговариваясь, похватали весла…
Солнце палило в плечи, а холод так и остался в одежде, да такой, что то и дело в дрожь бросало. Гребли не оглядываясь и с таким прилежанием, словно премия в сто дукатов обещана.
— То просто червь, — настаивал Диего, изо всех сил работая веслом. – Обычный червь-переросток.
— Пусть переросток, но чисто пиявочный, — возражал Котодрал. – Что я, пиявку не узнаю?
Казак помалкивал. Да, месть – дело сладкое. Но не сегодня. Охладила днепровская вода то правильное чувство. Да, дьявол его возьми, где ж берег-то?!
Берег был на месте. Стояли у кривых мостков капитан с Збыхом, наблюдали. Диего с облегчением выпрыгнул на старый, но восхитительно сухой настил и принялся выжимать полы камзола.
— Сделали? – усмехнулся капитан. — Новокрещен, ты теперь, сотник Угальденко…