Истинное наслаждение глянуть с середины Днепра на его роскошнейшие берега, обвести вольным взглядом те зеленые горы, что сложены из густо поросших лесом обрывов, и те необъятные луга, что смыкаются с небесами, выше и пронзительнее коих не бывает на земле. Неспешно и величаво влечет свои воды мудрый седой Днепр, и так же медлительно и царственно лениво проистекают дни того жаркого и изобильного месяца, что в иных местах зовется именем полузабытого древнего императора, так славно сыгравшего комедию своей жизни, а в здешних краях, простодушных и добродетельных, наивно и чистосердечно наречен – серпнем.
Нагревало высокое солнце брусья и бревна настила, пахло дегтем и рыбою, гулял над водой мягкий речной ветерок, утешающе журчала, искрилась вода под длинными веслами гребцов. Ни о чем дурном в этот летний час людям не думалось, и думаться не могло.
Навалившись животом на брус, что предохранял неосторожных от падения в воду, Мирослав потягивал трубку, смотрел на удаляющийся берег. Капитану хотелось ругаться. Из-за всех похоронных хлопот, отчалили Охотники уже хорошо после полудня. И глядя, как медленно ворочают тяжелые весла паромщики, было понятно, что приставать доведется в полутемках. Если не в темноте…
На пароме, что представлял собою прямоугольный плот, примерно шагов тридцать в длину и десять в ширину, с чуть нарощенными бортами, было тесно. Банда, хоть и осталось всего восемь человек, заняли большую часть. Лошади же, вьюки…
Одно радовало – паромщики о двух дукатах и не заикнулись. И вообще от платы отказались, указав только куда коней лучше поставить. Да и грозный «атамано-гетьман» со своими реестровыми к отплытию так и не явился. Видать, хмурый запорог, что так своего имени и не назвал, намекнул, что лучше не лезть к хлопцам понапрасну.
Мирослав выбил пепел в реку, повернулся, прислонившись к брусу теперь уже спиной. Прислушался к беседе, что на пароме неспешно текла.
Кроме охотников, на пароме было еще с десяток посполитых с маслаками, да четверо реестровых с повозкой. Посполитые оглядывались тревожно, «алебарды» свои в тряпье кутали. Оружья, сделанного из того, что под руку подвернется, Мирослав видел много. Сам пару раз колья на костре обжигал. Но вот чтобы челюсти конские да коровьи к древку вязать, и всерьез думать, что супротив крылачей такая придумка сгодится. Шибко в Бога верить надо!
Казаки же, сперва на шумную и похмельную банду посматривали с недоверием, руки от пистолей не убирая. Но потом раззнакомились, разговорились, дорога-то долгая, скучная – гляди себе, как волны о борт плюхают, да впереди берег близится еле-еле…
Попутчики оказались Лисянского полка, того, где наказным гетманом Кривонос был, что, оказывается, помер два года как. А Мирослав, наслышанный от пары знакомых о полковнике, все его живым считал. И Хмелю в подручные прикидывал. Ну не первое в жизни разочарование, и не последнее. В следующий раз надо будет по-четче обстановку прикинуть, а то мало ли что как повернется...
Везли хлопцы всякий огневой припас. Куда и кому, прямо не сказали. Зато бочонок пороху «утеряли» с удовольствием. Добавив свинца и полсотни пыжей.
Менялись на «змеесултана», которого Мирослав выкинуть хотел, снеся вонючейший мешок на помойку, на поживу бродячим собакам. Один хрен, ни продать, ни к чему доброму приспособить не выходило. Была у коварного Литвина мысля: выкрасть хама-«атамана», да вложив его змеиной башке промеж зубов, сверху пристукнуть. В жирнючего наглеца клыки как в масло войдут. То-то шуму и крику будет! Мол, коварные ляхи чернокнижным колдунством справного казака погубили, лыцаря степового жизни лишили!
Неожиданный обмен провернул Угальде, в котором после вчерашней ночи пробудился не только знаток местного наречья, но и торгаш. Помогло, конечно, еще и то, что двое из реестровых в свое время вдоволь по Европам пошатались, и испанца неплохо разумели. Ну и понимали, что такой трохфей заохотить – большой редкости везенье. А за черепушку любой шляхтич серебром по весу отсыпет. У них-то, гонор поперек разума бежит…
Паром подошел к причалу, ткнулся носом. Дрогнула палуба под ногами. Четверо передних паромщиков, оставив весла, перекинули дощатые сходни. Простучали копыта по сходням, проскрипели доски под тяжестью казачьего возка…
С реестровыми расставались чуть ли не друзьями. Котодрал с одним даже ножами обменялись на память.
Мирослав дождался пока банда по окрестным кустам сбегает – неудобно ведь с борта гадить, можно и окунуться ненароком, да и щука на блесну броситься может. Завелись недавно тут щуки такие. Лапы у них с перепонками, ликом с людьми схожи. Спор о происхождении подобного негодяйства в реке ни к чему не привел. Реестровые на подлость ляхов грешили, специально из Сарацинии привезших и запустивших грызучих тварей. Паромщики ворчали, мол, где-то за Киевом характерники зелье колдовское расплескали по пьяному делу. Докапываться до истины было некогда, да и не зачем. Пусть новоявленных речных обитателей запороги выслеживают и вываживают. У нас свои дела имеются!
Наконец, все оказалась в сборе, и в седлах. Махнув на прощание реестровым, что ехали на Чигирин, банда двинулась своей дорогой. Впереди было еще верст десять, а то и больше.
Банда подъехала к цели ближе к полуночи. Дорога бежала дальше, теряясь меж дубрав и полей. Мирослав поднял руку, приказав остановиться. Спешить не станем, присмотримся.
Ночь удалась такая лунная, звёздная, ясная, всё видно, хоть иголки собирай.
Полсотни низеньких, вросших в землю домиков, по здешним обычаям тщательно выбеленных и крытых соломой.. Сараи Клуни, садочки, огороды, торчащие там и сям жерди колодцев-журавлей сеновалы, неровные латки огородов, Невысокая церквушка на холме.
Капитан потер переносицу. Когда-то, в Южной Польше, в такое же село вошел десяток орденских и чуть ли не сотня наемников. Вышло пятеро. Из которых, сейчас живо два человека. Он сам да Отокар из Соколовок, что нынче тоже капитанствует. Ну и Гавела вряд ли смогло убить даже то огненное кольцо, в которое упрямого чеха швырнул кровосос - недобиток. Ходит, наверное, сержант по тамошним местам, горюет, что потерял свой любимый фальшион и давит упырей голыми руками…
Хотя нет, вряд ли за саманными стенами хаток затаилась целая армия нечисти и нежити. Вон, и дымки тянутся из труб, и собаки перегавкиваются. Когда Ночные рядом, песье племя молчит. Скулит разве что от страху. Ну и борщ вряд ли кто из нечисти готовить станет. Тянет-то, ух!
Рядом шумно потянул носом Диего. Видно, тоже запах почуял. Ишь, выпятил грудь наш испанец. Ну то понятно. Впереди у него десяток драконов, а за спиною – прелестная Горпина. Мирослав скрипнул зубами. Лейтенант всегда может повернуть назад? Нет, именно вернуться к Горпине. Мир-то к Артемиде уже нет вернуться…
Капитан спрыгнул на землю, расстегнул вьюк. Банда наблюдала, вполголоса переговариваясь. Мирослав в треп бойцов не вслушивался. Вынув сверток, запеленатый так, будто внутри был наследник тронов одновременно и Франции, и Испании, и Англии, начал осторожно разматывать, ругаясь сквозь зубы на затянувшиеся завязки.
Наконец, под лунный свет явилось сокрытое. Кто-то разочаровано фыркнул. После серебряных колокольцев удивительно изящной работы, извлеченный сосуд не впечатлял. Старая, потемневшая бронза, два уродливых «барашка», держащих крышку. Да и вообще, потертый какой-то, побитый. И зачем было в десяток чехлов заматывать?
Мирослав оглянулся, выбирая подходящее место. Но ни пеньков, ни больших камней рядом не было.
- Збых, слазь и давай сюда, - рыкнул капитан.
Литвин тотчас же покинул седло и встал рядом с командиром.
- Так, - сунул Мирослав сосуд Збыху в руки, - Держи крепко. Надо открутить. И не дергайся, а то разольем нахрен.
Побледневший Литвин не стал уточнять, чего же ему не следует бояться. Не страдавшая глухотой банда отъехала чуть подальше. Вряд ли, конечно, предусмотрительный капитан таскает с собой какого-нибудь арабского демона, заточенного древним колдуном. Но мало ли?
Гайки с трудом проворачивались по грубой резьбе. Капитан ругался, Литвин молча терпел, стараясь не уронить сосуд от особо резких рывков. Наконец, оба «барашка» оказались у Мирослава в руках. Он сунул их во внутренний карман колета, хлопнул по груди, проверяя, не провалились ли корявые изделия неизвестных мастеров прямиком сразу в штаны, найдя новообразовавшуюся от сложностей жизни дырку.
- Ну че, змеиный вождь, готов?
Литвин жалобно посмотрел на капитана. На всякий случай поерзал ногами, занимая позицию поустойчивее. А вдруг рванет что? Или как вырвется, да как врежет ядовитым хвостатым жалом!
Мирослав улыбнулся. Мысли Литвина отлично читались по закушенной губе и мелким бисеринкам пота. Не рванет и не выскочит. Капитан снял чуть заевшую крышку, небрежно кинул рядом с собой. Наклонился над открытым сосудом, в котором лежала отрубленная человеческая кисть. Вино оставалось на самом донышке. Кожа, на которой виднелись черные линии татуировки, уже пересохла, и кое-где потрескалась до мяса.
- Гребанная аршлабина! Какой дырявый протестант копался у меня в сумке!? И поперек горла ему не встали эти шмурдяки?! Вот же безмозглый придурок, чтоб ему кишки поперек глотки встали!
- Капитан, - осторожно сказал Литвин, - они ему и так встали.
- Руперт?! – рявкнул Мирослав, жалея, что рыжему англичанишке оказали милосердие, а не оставили подыхать рядом с обугленной и обезглавленной змеей.
- Не уверен, но он пару раз терся, любознателен был покойник и красное любил, - пожал плечами Збых.
- Вот как ни попадется на пути англичанин, так обязательно нагадит… - обреченно выдохнул Мирослав, и скомандовал, - ставь на землю. Указующий, похоже, помер. Хотя, - задумался капитан, - я, конечно, не Христос, но попробовать-то можно.
Как ни странно, но залитое в сосуд дешевое вино, что нашлось во фляге запасливого Котодрала, положение спасло. Через пару минут, по руке прошла мелкая дрожь. Пальцы зашевелились, складываясь в разные хитрые позиции. То щепотью, то «козою», отгоняющей злых духов, и, под конец, видать под влиянием долгого путешествия – ткнуло склонившимся над сосудом наемникам дулю.
- Это нам за что? – спросил Угальде, - И как эта чуда, это создание нам поможет?
- Укажет нам путь, - задумчиво протянул капитан, прикидывая, как бы поудобнее разместить Указующего, чтобы тот ткнул пальцем в нужную сторону, а не послал Охотников в какую-нибудь задницу, что было вполне ожидаемо от оскорбленной столь долгой жаждой и иссушенностью части тела. Ладно, подождем пока вино подействует окончательно, и Указующий вернется в спокойное расположение духа.
- Первый раз вижу руку славы в таком хитром хранилище, - прошептал лейтенант, разглядывая кисть, что после показа дули расправилась и лежала тихо. Чуть заметно подергивались обрывки сухожилий…
- А это и не повешенного на куски рубили. Эти Указующие гораздо сложнее, и умнее. С нашим я даже в карты на щелбаны играл, - хмыкнул Мирослав, - Они-то, не из мелких преступников получились, а из святых. Правда, судя по тому, сколько этих дланей на свете, рубленные кисти отрастали как хвосты у ящериц.
- Много таких видел? – Котодрал уважительно взглянул на кисть, что снова начала неодобрительно перебирать пальцами.
- Порядочно. Если знать, где искать. Некоторые подвалы хранят в себе много тайн.
Наконец, после долгого ожидания, что было мучительнее обычного из-за незнания, чего же собственно ждут, Указующий внезапно подпрыгнул в своей купели, зацепился мизинцем за край сосуда, и ткнул пальцем в сторону дубравы, что росла чуть правее села, по-над крутым берегом.
- Выдвигаемся осторожно, - скомандовал Мирослав, - Йозеф и Марек впереди. Диего – замыкающим. Доходим до первых кустов, останавливаемся. Там приглядываемся, прислушиваемся.
- Понятно, - слаженно кивнули бойцы.
- И оружие готовим, - добавил капитан, вытащив из седельной кобуры пистолет, - Что-то мне это все не нравится.
К дубраве подъехали не торопясь, на каждом шагу прислушиваясь. Не шелохнется ли какой листок, не засопит ли нетерпеливый стрелок, ждущий, пока всадник не окажется на дистанции уверенного попадания…
Но никто не стрелял, не выпрыгивал ни с саблей, ни с клыками. Банда спешилась. С лошадьми, шагах в сорока от дубравы, оставили Марека. Огней не зажигали – луна светила ярко, видно было все отлично. Да и не любил капитан с факелами по лесу бродить - воспоминания просыпались нехорошие…
Пока отдаал последние команды, раздалось несколько тихих всплесков – рыба играла. Не иначе, сомы.
Мирослав оглядел бойцов. Вроде никто труса не празднует, оружие крепко держат. Ну что, вперед!..
Домишко Мирослав мог бы найти и сам. Верные приметы ни разу не подводили. В крайнем случае, можно было снова Указующего потревожить, благо тот, как вернулся в благодушное, а значит и рабочее настроение, так из него и не выходил.
Но, отпоенный горилкой Дмитро, маленько пришел в себя и, признав в капитане старого знакомого, с которым в Дечине не один раз виделись, указал на злодейское гнездо точно. Хатка, на вид древняя, на тропке как из села вышел, чуть поодаль, на обрывчике притулилась.
Что ведьма, сгубившая невесту хлопца, все еще таится в Мынковке или окрестностях, Мирослав сомневался. Не дура же. А если и где-то тут, то схоронилась так надежно, что все сведущие в ловли нечисти люди Ордена понадобятся, чтобы окрестные плавни и леса прочесать мелким гребешком, гниду ту выловить.
Капитана сомнения глодали иные сомнения. Тот, кто столь лихо ткнул Святую Церковь носом в грязь, был умен и хитер. И вряд ли бы оставил похищенное добро без пристойной охраны. Тем более, в таком месте. Впрочем, эти тоскливые мысли, сулившие новых погибших, навещали не в первый раз…
Банда разошлась по утру, как роса сошла.
Марек и Густав, самые никуда не годные, остались стеречь добро и лошадей. Мирослав наказал чехам зарядить оружье серебром, с конюшни выходить, чтобы не случилось, и чтобы не грезилось. По уму, следовало там бы и Збыха оставить, который показал изрядную твердость супротив всяческих пакостей, но шарить по ведьминской хатке в одиночку… Не, это надо очень шибко в Бога верить. Куда сильнее, чем посполитому с маслаком! Мирослав же, в крепости своей веры сомневался. Ибо большую часть чудес, виденных капитаном за долгую жизнь, свершал не трубный глас или горящий куст, а вовсе даже меткий выстрел и добрый удар…
Два наемника с мушкетами засели в зарослях на склоне, откуда хорошо просматривались и зады хатки, и тропинка, и узенькая полоска песка под обрывом вдоль обрыва – вода чуть отступила.
- Стой! – рыкнул капитан на Литвина, когда тот Литвин потянулся к дверной ручке, - на тот свет собрался, дурень? Думаешь, запал с которым испанец рыбачить пошел, один такой на свете? И других полно, куда хитрее. Дверь откроешь, и взлетим сразу на небеса.
Збых, слушая многословное объяснение, скривил жалобную харю. Мол, командир, прости, дурень я, не подумал.
Капитан, впрочем, продолжать не стал. Подойдя поближе, он буквально обнюхал каждую пядь дверного проема. Затем, вытащив длинный стилет с узким, почти шильным клинком, обвел им всю дверь. Не удовлетворившись проделанным, вынув моток тонкой веревки, замотал один конец вокруг ручки. Сунул второй Литвину.
- Отойдем шагов на двадцать, и потянем за веревочку. Дверь и откроется. Ну или не откроется. Хотя засова с той стороны не вижу.
Не спеша отходить, Мирослав выпрямился, хрустнув поясницей.
- Угу... – довольно протянул, увидев куколку под стрехой. - И солома свежая, и ручки-ножки выплетены плетены с умением и старанием. Ждала, значит, гостей. Ну то хорошо.
Дверь открылась с оглушительным и премерзостным скрипом. Выждали минут десять. Но ничего не взрывалось, не выскакивало с острым ядовитым жалом. Даже скучно как-то.
- Пошли? – кивнул Мирослав Литвину.
- Ага, - ответит тот, взяв в правую руку дагу, временно позаимствованную у лейтенанта, а в левую – короткий, но мощный пистоль.
Мирослав постоял пару минут, закрыв глаза – привыкал к темноте. Шагнул внутрь. Збых остался у двери. И со спины прикрыть, и вообще. Внутрь хатки солнечный свет попадал лишь через дверь – отдушины под крышей были чем-то злодейским завалены-забиты. Хотя, может, и просто воробьи загадили… Не зря же их тут «жидами» частенько называют..
Обстановка внутри была скудная: низкий, застланный старым ковром топчан, кривая печурка, полки забитые свертками, пучками трав, пузырьками и ступками. С потолка связки всяческих трав свисают. Огарки повсюду везде, чуть ли не к стенам прилепленные. Интересные, кстати, свечи у нее… И как она тут теснилась? Повернутся же негде! Единственной дорогой вещью, выставленной на показ, было старинное зеркало на стене. Стараясь в нем не отразиться, Мирослав закрыл начищенную бронзу, накинув сверху мешок, валявшийся на полу. Подоткнул понадежнее, чтобы не сползло.
- Ну что там, капитан? – осторожно глянул внутрь Збых.
- Тихо все.
- Ааа, ну раз так, то ладно. Но ты хоть поори иногда, а то мало ли, задушит кто втихую.
- Задолбаются пыль глотать, - заверил Мирослав и тут же чихнул. Эге, похоже, и сюда зловредная трава прокралась. Ну ничо, сморкаться можно смело. Еще ни один колдун сопли к недоброму делу пристроить не сумел.
Главное, самому же и не вляпаться. Мирослав отступил обратно к двери, и начал методично проверять каждую полочку, осторожно снимая зелья на топчан. Не хватало еще какой-нибудь яд пролить, тонкое стекло расколотивши. Свертки он выкидывал наружу, Збыху. Литвин потрошил, скидывая ошметки в чью-то заброшенную нору. Выкинуть нужное, возможностей у княжича не было – пока что ему попадалась одна трава да листья с корешками. Не перепутал бы никак.
Очистив полки на одной стене, капитан высунулся наружу, приказав не дышать, и вообще сидеть тихо, как мышь под метлой. Литвин с удовольствием уселся, прекратив копание в очередном, благоухающим душицей и лавром, свертке. Вернувшись в хатку, капитан начал осторожно простукивать стены, в поисках пустот. Но саман везде отзывался одинаково.
Весь уйдя в слух, Мирослав чуть не заорал с перепугу, когда почувствовал, что кто-то трется о сапог. Глянул вниз. У левой ноги сидел умывающийся кот. Страшноватый, надо признаться. Похоже, что умер тот котик лет двадцать назад, а то и больше. Вон, один скелет остался. И как не рассыпается на ходу?
Подняв на Мирослава темные провалы выбеленной временем черепушки, кот дернул костистым хвостом, и гордо прошествовал к выходу.
- Збых, - тихонько окликнул капитан.
- А?
- Щас тут одна чуда выйдет, не ори. Не кусается.
Все же удивление свое, Литвин криком выдал. Хоть и не во все горло. Молодец, что уж тут.
Хмыкнув, Мирослав вернулся к прерванному занятию. На этот раз, изредка посматривая под ноги. Мало ли, вдруг у ведьмы костяной змее-султан для незваных гостей припрятан.