Часть вторая
...Камни стен возносились до самых туч, упираясь зубцами в их серые подбрюшья. Откуда-то сверху слышалась ругань, летели камни, изредка доносились хлопки выстрелов - враги сидело в осаде не первую неделю, и порох берегли, стреляя лишь наверняка. Ну или когда страх до последних костей пробирал.
Хлюпала под ногами болотная жижа, так и норовила перелиться в сапог. Вода и грязь были повсюду, тяжелый бердыш ощутимо бил по загривку, пищаль оттягивала руки. Ударило в плечо, будто тараном, опрокинуло на спину...
Светлые, будто тот, кто писал образ, без меры развел краску, глаза смотрели прямо в душу. А губы, яркие, чуть припухшие - будто искусанные-зацелованные, шептали:
-Я тут...
Над ухом точно бомбарда разорвалась. А после такая канонада разразилась, что хоть святых выноси. Мирослав сбросил попону, которой прикрывал мерзнущие ноги, выдернул из кобуры-напузника “утиную лапу”. Трехствольный пистолет плевался пулями куда меньшими, чем могли изрыгнуть старшие рейтарские братья, но был удобнее в тесноте свалки.
Капитан с вывертом ущипнул себя за плечо, взвыл от боли, зато проснулся окончательно. Ему доводилось бывать в борделях. Один раз даже в борделе горящем. Но то, что творилось здесь - было хуже. Полковые фрау разбегались с визгом, но хоть без стрельбы.
Мирослав прочистил глотку, набрал полную грудь воздуху и взревел так, что, наверное, в самом Стамбуле султан икнул. Вроде подействовало – мельтешения стало меньше.
Первым на командирский рык явился лейтенант. Испанец был без своего роскошного пояса, зато с двумя пистолетами в руках.
-Что случилось?
-Дозорный что-то увидел, начал стрелять. Остальные спросонок - поддержали. Ну и я с дуру, - повинился Удальге и смахнул кровь с рассеченного лба – видать, со стеной встретился. Древний саман выдержал, а старая голова не особо.
Капитан выругался затейливо и длинно. Помянул пап - лейтенантова и Римского, всех «посланных» с их «благими вестями», и всех виновных в том, что он, не сидит в кабаке с пивом и девками, а мучается посреди степи с дюжиной кретинов!
- Все сказал? – Удальге дождался, пока у командира кончится дыхание.
Мирослав добавил еще пару витков к узлу ругани, глотнул из протянутой лейтенантом фляги.
- Никого не пристрелили с перепугу?
- Да вроде нет, но еще не проверяли, - признался заместитель и, умелся собирать бойцов
- Там, там, баба была! Лохматая! – трясся дозорный, поднявший тревогу. Все свои четыре пистолета он разрядил в куст, что рос в десятке шагов от границы, очерченной пламенем костра, - Она за кустом стояла! И на вас всех смотрела, будто сожрать собиралась!
- С сиськами? – хмуро спросил Мирослав.
- Что? – не понял солдат. - Кто с сиськами?
- Баба была с сиськами?
- Нет…
- И в руках у нее ничего не было?
- Да вроде ничего…
- И зачем же ты стрелял? Может, это и вовсе мирная селянка была?
Дозорный посерел лицом точь-в-точь как небеленое полотно, но лишь замотал головой.
Впрочем, то, что наемников навестила вовсе не селянка, стало и так понятно. Пропала одна из запасных лошадей. Не растаяла в ночи – в реденьком ивняке остался след, будто турки пушку к Константинополю волокли…
- Капитан, - тронул за плечо Збых, - сходишь со мной?
Литвин выглядел на удивление серьезным – будто и не он вовсе.
Мирослав перемену оценил.
- Сам не справишься, княжич?
- Мы и с тобой вместе не справимся. Но попробовать надо.
- Ну надо, так надо, - криво усмехнулся капитан, и махнул испанцу, который словно ненароком оказался рядом, - Диего, мы с паном Збыхом отлучимся. Хочет он кое-что мне показать завлекательное. К рассвету вернемся. Если что…
- Я остаюсь за старшего, знаю, - Удальге щелкнул ногтем по рукояти даги, - эль команданте, принести твой любимый мешок?
Капитан оглянулся на Збышека. Тот качнул головой:
-Твои колокольцы не помогут.
Лейтенант исчез, будто и не было его. Мирослав поперхнулся от удивления. Литвин одними губами произнес: «Потом!»
Шли долго. Лагерная возня затихла где-то по правую руку. Збышек ломился кабаном сквозь кусты – Мирослав едва поспевал. После был крутейший подъем на холм, больше похожий на одиночную скалу. Сыпались вниз глыбы, крошился под пальцами выветренный камень …
Литвин походил по вершинке, присел перед плоским камнем, выщербленным посредине, вскинул ладонь к глазам, высматривая что-то на горизонте:
- Пришли, - и тут же продолжил, - Мой прадед знал Йожина-Трансильванца. Хорошо знал.
Капитан молча кивнул. На один вопрос ответ получен. Что же до прочих – так все будет… Сомнения, что парень сбрехал вербовщику улетучились окончательно. Можно знать о колокольцах, на чей звук любая нечисть несется, как акула к пролитой крови. Можно слышать о Йожине. Но обо всем сразу знает лишь тот, кому это знать положено.
- Серебряные голоса хороши, если звать Ночных. Нас же навещала гадина из Тварного мира. И ее надо звать иначе.
- Уверен, что сможешь?
- Нет, не уверен, - Литвин закусил губу, по подбородку текла кровь, черная в полумраке, - я лишь видел, как зовут, но я не жрец гивойтов, и даже не ублюдок тех, кто звал.
Мирослав снова промолчал. Получится – щеголять парню в шелковых портянках. Не выйдет – тоже не велика беда. Есть и другие пути.
Мелкие камешки Збышек выложил кругом. Не сказать что ровным, но не особо кривым. Разделся, аккуратно сложив одежду возле тропки, что привела солдат на вершину. Придавил пистолетом – чтобы порывом ветра не унесло. Дернул подбородком, мол, стой здесь. Мирослав кивнул, понял, не дурак чтобы через оградку переступать.
Оставшийся в одних нижних портках Литвин зябко поежился. Протер лицо, плесканув из фляги. Выплюнул на ладонь медяк, вложил ребром в выщерблинку. Хлопнул себя по лбу, кинулся к вещам. Капитан хмыкнул – давненько подобный нож на глаза не попадался. Как раз со времен светлых глаз…
Кремень вспарывал кожу литвина легко, не хуже инструмента цирюльника. И кровь брызгала так же охотно. Глубокие порезы закручивались спиралью, обвивая руки и торс, пересекались...
“Я, Збых-литвин, кровушку свою проливаю, ужика призываю. Ужик - буде, порядок - буде..."
Странное дело, Мирослав всю свою долгую жизнь думал, что с ползучими гадами разговаривают шипящим, змеючим языком. Но закрыть глаза – огромный кот рядом. Мурлычет песенку – глаза сами закрываются. Лишь бы в сон не провалиться.
Збых кружился долго – пока кровь не схватилась корочкой. Потом Литвин крестом упал напротив щербленного камня:
- Гивойте мушу дево! Гивойте! – Взмахнул руками – словно плыл. Засохшая кровь плесканула снова. Обильно, точно из шейных жил порванных…
… Збых, спешно натягивая рубаху, выстукивал зубами так, что куда там скелетам из Тотентанза! Кровь, по прежнему выступающая из многочисленных порезов, пачкала и без того грязную ткань. Парня пошатывало, и Мирослав с тревогой подумал о будущем спуске со скалы. Тут бы веревка пригодилась, да пара крючников поздоровее и сноровистее.
Не получилось. Бывает. Ну что, пора идти другим путем.
