1650 год РХ, июль
Сухое дерево практически не отбрасывало тени. Так, уронило на ломкую траву паутинку и все. Охотник вытер лоб рукавом старого халата, недовольно скосил глаза в сторону светила…
Жарит и жарит, будто над полуденной Меккой, коварно норовя бухнуть солнечным ударом в темя хаджи, помешать паломнику-счастливцу закончить Хадж аль-Ифрад.
Самому охотнику бывать дальше Бахчисарая не случалось, но знающие люди рассказывали многое. Имеющий уши – услышит.
Улыбка тронула пересохшие губы. У добычи уши имелись. Длинные … И лапы такие же длинные и быстрые. Поймают уши любой шорох, непохожий на привычный степной шум, и все – понесут лапы добычу далеко-далеко. И не догонишь. Родилась на морщинистом лице еще одна улыбка – вспомнилось, как отправился к гуриям Куйчибай, падший от лап такого же длинноногого и длинноухого зверя. Решил глупец Куйчибай, что сразил намертво толстого зайца. Самый нелюбимый из родичей ошибся. И долго подыхал, запихивая кишки обратно во вспоротое когтями брюхо. Аль-Намруд, великий охотник…
Тихо скрипнул лук, готовясь послать стрелу. Хорошую, с оперением из фазаньего пера.
За спиной, в близких зарослях раздался непонятный шум – будто вьюжный заряд сыпанул, ударил полу-снегом, полу-градом по замерзшей степи. Откуда? На небе ни облачка.
Заяц, прижав уши, порскнул в сторону. Охотник, почуяв, что странный звук вряд ли несет в себе что-то хорошее, развернулся.
- Шайтаново отродье…
На него, осторожно трогая воздух раздвоенным языком, смотрела змея, стократно больше любой виденной охотником И взгляд ее огромных желтых глаз, перечеркнутых щелями черных зрачков, был холоден как зимний буран.
Стрела скользнула по броне чешуи и улетела куда-то в сторону. Больше охотник сделать ничего не успел. Змея, будто тугая пружина колесцового замка, получившая свободу, метнула свое тяжелое тело, ударила тупым наконечником головы в грудь, ломая ребра и выбивая дух.
Могучее тело, что было толщиной со старую грушу, обвилось золотисто-серыми кольцами вокруг тела невезучего охотника. Пальцы левой руки, чудом оказавшейся не зажатой порождением шайтана, бессильно заскребли по костяной рукояти ножа.
Сломанной веткой хрустнул хребет…
Не дожидаясь, пока тело прекратит дергаться, змея начала заглатывать добычу.
****************************************
Солнце пылало в выси раскаленным шаром. Небо, весной пронзительно-синее, к середине июля выгорело чуть ли не до бела. Точно как и трава вокруг. Колючая, сухая…
Кроме жары, что давила на плечи, пригибая к земле, мучала пыль. Много и везде. Она взлетала при каждом шаге, укутывая коней, чью масть было уже и не разобрать. Такими же, неразборчиво-серыми были и всадники. Неприметная одежда, оружие в кобурах, увесистые переметные сумы, похоже, что из одной мастерской - будто для гвардии какой закупались … Единственное, что надежно различало всадников между собой – говор. У кого немецкие слова проскальзывали, у кого чешские. А кто и по-испански ругался, выплевывая набившуюся в глотку пыль. Откуда и куда они ехали – неизвестно. В степи дорог множество. Одно понятно – наемники, и в большинстве своем, а то и все – из Европы. Степь видела таких не в первый раз. Всего пару лет назад кончилась война и «люди копья», оказавшиеся не у дел, искали прибыток везде.
Отряд двигался вроде бы вместе, но в то же время, и порознь. Впереди, ссутулившись, ехал немолодой воин, что время от времени бросал быстрые взгляды по сторонам и снова погружался в дрёму. Рядом с ним качался в мавританском седле всадник, тоже разменявший четвертый, а то и пятый десяток. По даге, заткнутой за пояс, да и по самому поясу, богато расшитому монетами, легко угадывался уроженец Иберийского полуострова, неведомо какими ветрами занесенный в Дикое Поле. Впрочем, эти земли кого только не видели за свою долгую историю…
За ними, шагах в тридцати, пылили остальные. Судя по гоготу жизнерадостному, и тому, что основные темы для разговоров - бабы, выпивка и деньги, были парни куда как младше своих предводителей.
Жара давила на плечи, пригибая к земле. Хотелось сползти с седла и рухнуть под коня, чтобы хоть на жалкие мгновения оказаться в тени. Мирослав вытер пот, глотнул почти горячей воды из фляги. Вроде бы и стеклянная, и войлоком обтянута, а все равно степлилась. Жаль, нельзя до осени просидеть в каком-нибудь ерике. И чтобы ручеек бежал. Холодный, быстрый…
Всадник, что до этого ехал в кучке остальных наемников, подъехал поближе. Оскалился улыбкой, до сих пор не потерявшей ни единого зуба:
- Эй, капитан, а какие в том вашем Киеве бабы?
Если говорить честно, то бойкий и шумный наемник, постоянно напоминающий, что он ведет род чуть ли не от Ягайлы, был для Мирослава подобием мухи. Жужжащий и надоедливый. Вот только если насекомое всегда можно прихлопнуть, то от Збыха так просто не отделаться. Иногда даже хотелось прирезать навязанного Приором парня – никто бы и слова против не сказал. Пан Збых стоял поперек горла у всей банды.
Но начинать дело с убийства своего же, хоть он и литвин, к коим у капитана имелись давние счеты, было против всех правил. Что Божьих, что человеческих. Да и вообще, как-то, неправильно. Свой же, хоть и жужжит. А с другой стороны, был у Збышека один талант, который мог пригодиться. Если, конечно, парень не соврал. С такого балобола станется…
- Каким может быть бабье по такой жаре? – раздраженно отозвался капитан, - Потным и вонючим. Ну и Киев не мой, не путай.
- Ну то добре, что не ваш, значит снова нашим будет! – снова оскалился потомок языческого князя и пришпорил бедную лошадку. Мудило литвинское загонит свою каурую – пешком пойдет. И седло на горбу потащит!
Мирослав проводил недобрым взглядом клятого вылупка, сокрушенно сплюнул, и полез в суму за кисетом – на себе хранить выходило паршиво, потная вонь делала табак негодным куревом. Только собакам нюх отбивать и пригодился бы.
- Были бы деньги, остальное все приложится, - подал голос Диего Угальде, что был лейтенантом их маленького отряда. Единственный из банды, кто Мирослава не раздражал. И единственный, на кого можно было положиться среди отребья, набранного в лютой спешке. И Приор спешил, и Орден очень спешил, а разгребать последствия этой торопливости приходится капитану, что хотел всю жизнь оставаться сержантом.
- Верно говоришь, - Мирослав не спеша набивал трубку, - будут и деньги, будут и бабы. Хоть потные, хоть остывшие. Главное, найти кого следует.
- И поступить с ним как следует! – хмыкнул испанец, и продолжил, - Эль команданте, наши орлы нашли что-то интересное! Думаю, и нам стоит взглянуть.
Впрочем, Мирослав и сам видел, что молодежь спешилась и, сбившись в кучу, что-то рассматривала на обочине.
- Вряд ли там деньги или бабы… - задумчиво протянул капитан, почесав взопревший затылок. – Разве что очень дурно пахнущие бабы…
Неожиданной находкой оказался сапог. Самый обыкновенный татарский. Вот только весь покрытый чем-то очень липким и, судя по всему, не очень хорошо пахнущим. Мирослав нюх постоянным курением отбил давным-давно, но вряд ли, солдаты просто так морщили бы рожи.
Угальде опередил. Спрыгнувший с коня лейтенант отобрал у наемников сапог, уцепившись зубами, содрал перчатку с левой руки, коснулся голенища кончиками пальцев. Нежно, будто лаская женщину…
- Сожрали хозяина обувки, - с деланной печалью протянул испанец и передал находку подошедшему командиру.
- Волки? – спросил Магнусс, что служил когда-то шведскому королю Густаву Адольфу в хаккапелитах. Помнится, бывший кавалерист хвастал, что считался в своих финских лесах неплохим охотником. Врет. Здесь другой хищник побывал.
Мирослав поднес сапог к самому носу. Глубоко вдохнул. Ну да, так и есть. Давненько не слышал этого запаха. Находка полетела в колышущееся серебристое море ковыля. Капитан брезгливо вытер перчатку о штаны.
- Сопливый волк какой-то, честное слово! Хотя, был бы я безногим, тоже таким стал бы. Слюнявым и мерзким…
- А еще, очень, очень длинным, - развил мысль командира Угальде.
Банда всем видом изобразила внимание. Лошади и те вытянули морды, чтобы не дай бог, не прослушать слов умного человека. Но тот, решив, что сказано достаточно, замолчал.
- Идиоты, - ругнулся капитан, ткнув пальцем чуть левее того места, где был найден сапог. – Я, старый и больной человек, должен тыкать мордами в грязь молодых здоровых лбов, чтобы они сумели разглядеть хоть что-нибудь?!
Молодые и здоровые дружно развернулись в ту сторону, куда указывал командир.
Странное дело, пока не было подсказки, никто ничего не видел. Теперь же, широкая, в два шага самое малое, «просека» в высокой траве, так и лезла в глаза.
Затейливо выругался Збых-Литвин. Его поддержали прочие. Особенно усердствовал северянин - охотничек. Дураком себя считать никому счастья нет. Но куда денешься, если так оно и есть?
Диего, оглянувшись на задумчиво растирающего пальцами травяную метелку капитана, сказал:
- Нечто похожее я видел в Магрибе. И один мой хороший знакомый, что служил когда-то в бразильской редукции на реке Тапажос, называл подобную тварь «суруссу». Правда, вспоминал гадину, лишь крепко выпив. Впрочем, чего еще ждать от бывшего солдата?
- Больше нечего, - кивнул Мирослав, сорвал метелку ковыля, нюхнул, тут же чихнув, - вот же пакость травяная, уже сопливлю. А скоро и ноги отнимутся…
И продолжил, обращаясь к бойцам, - Едем дальше. По сторонам смотреть внимательно. Кто решит обосраться от испуга– гадить не сходя с дороги. И один – двое с пистолетами наготове. Есть у меня, - Мирослав поймал взгляд лейтенанта, пожал плечами, - одно нехорошее подозрение…
Как ни странно, но внушение подействовало – не совсем пропащие, видать, парни достались. Ехали, сбившись поплотнее, на окрестности зыркали злобственно. Многие, в добавок к пистолям, еще и мушкеты с прочими самопалами изготовили.
- Герр капитан, - окликнул Йозеф. Свое прозвище Котодрал парень получил вовсе не за похабные привычки, как можно было подумать изначально, а за рожу, покрытую глубокими шрамами. Когда Мирослав увидел тирольца впервые, то чуть не назвал того Войцехом. Схож был сержант с капитаном изрубленностью физиономий. Только Войцех сцепился с хашашином, а Йозеф подрался с бешеной рысью.
- Чего тебе? – недружелюбно отозвался командир. Солнце клонилось к закату, но изнуряющая жара по-прежнему измывалась над капитаном.
- Да вот, - Котодрал потер воспалившийся рубец на щеке, - все хотел спросить, а правда ли, что вы, герр капитан, были лейтенантом у самого Гюнтера Швальбе?
- Тебе кто такую глупость сказал? – хмуро поинтересовался Мирослав, чувствуя, как пыль скрипит на зубах. Хотелось пива с ледника. Много пива…
- Ну, многие говорят, - наемник оглянулся в сторону товарищей, что всем видом изображая безразличие, внимательно прислушивались к разговору.
- Плюнь им в глаза, мальчик. А после – лягни пониже пояса, чтобы такие дураки больше не появлялись на свет. У капитана Швальбе не было лейтенантов. Вообще.
- Но... – растерялся Йозеф.
- Я был у Гюнтера сержантом, – отрезал Мирослав, - И от имени Швальбе нечисть не разбегалась сама собой - приходилось хорошенько поработать клинком. А теперь, если вопросы кончились, будь добр, иди в задницу. А лучше, изобрази авангард, да подбери толковое место для ночевки.
Рядом громко фыркнул Удальге.
Капитан задумчиво грыз чубук трубки. Звезды обещали ясную ночь. Разведенный в яме костерок жадно похрустывал сухими ветками. Молодежь, на сей раз, обойдясь без перепалки, разобралась по часам. Видно, лейтенант не зря пообещал резать уши за непослушание…
Место под ночевку нашлось доброе. И ручей под боком плещется, и от ветра укрытие имеется.
Кто рискнул строиться посреди степи – неизвестно. То ли казаки паланку городили да бросили, то ли сиромаха рисковый попался, да хатку возвел. Одна из стен давным-давно рассыпалась в саманное крошево, но прочие держались крепко, и рушиться не собирались – капитан специально походил, придирчиво осматриваясь. А то мало ли, вдруг да придется держать оборону. Дикое Поле не зря носит свое имя. И Дикое оно не только потому, что не распахивали его, а еще из-за того, что нету здесь постоянной власти. Да и вообще никакой нет, кроме той, что дают сабли да пули…
Проезжающие ночевали здесь не раз. Следов много осталось человечьих да конских, посреди земляного пола имелась неглубокая яма, заполненная пеплом. Холодным, правда, и дождем подмоченным. И неудивительно, что люди сюда частенько захаживают – хатка у шляха как раз – захочешь, мимо не проедешь.
Невесомое облачко дыма рассеялось в ночном воздухе. Мирослав прислушался к звукам лагеря: эх, сменять бы молодых да резвых на одного-единственного бойца из прежнего состава. Хрен с ним, если не Гавел с Вольфрамом, то хотя бы Мортенс. Тот хоть и был треплом похлеще Збыха, но зато действительно умел всякое.
Во рту разлилась мерзкая горечь. Капитан вздохнул. Ну ничего, бывало и хуже. По крайней мере, знают с какой стороны браться за оружие. И тот же Удальге вроде бы неплох. По крайней мере, за испанца ручался Отец Лукас, а тот, хоть и был мерзопакостной древней развалиной, хорошо разбирался в людях и оружии. Ну и людях, что сами были оружием.
- Герр капитан, - помня недавнюю выволочку, Йозеф был тих, - ужин готов. Вы с нами?
- Нет. Я решил помереть от голоду!
Получившееся блюдо, Збых называл кулешом. Мол, самая степная еда! Наваливай миску, жри да нахваливай! Жрать получалось, нахваливать – не особо. Один Литвин наворачивал свою стряпню чуть ли не с урчанием. То ли оголодал, то ли показать хотел, что не пересолил. Сам дурак, никто испорченное варево в глотку не пихал. Ночью воды обопьешься.
- Так, мои любезные, - совсем не любезным тоном произнес капитан. И, дождавшись, пока все наемники посмотрят на него, а не на соседскую миску, где кулеш определенно вкуснее, продолжил.
- Часовым не дремать. Диего режет уши, а я хрен обкорнаю под самый корень. Мы не посреди Дечина. Тут могут и сожрать. Никто, думаю, не хочет, что бы его сапог встал поперек горла какой-нибудь гадины?
Магнусс прочистил горло кхеканьем и сказал:
- Того несчастного съела змея, капитан. А змеи же, они дневные твари. Им ночью холодно.
Мирослав тяжело вздохнул:
- Люди тоже твари дневные. Но спроси у нашего лейтенанта, дрогнет ли рука, если он будет резать чью-то глотку в темноте? Его соплеменники во Фландрии тоже плевали на подобные глупости, когда резали гёзов на ремни.
Усы Диего Угальде волшебным образом растопырились. Да и сам лейтенант приосанился.
- Дневная или ночная, - раздраженно продолжил Мирослав, - Даже упырь выскакивает на солнечный свет, если почует добычу. А мы сейчас говорим о мерзкой и пакостной твари, которая шагов тридцать в длину, и толщиной с винную бочку. Думаешь, она нажралась каким-то тощим татарином?!
- Шагов тридцать в длину, - задумчиво протянул Удальге, перемигнувшись с Мирославом, - эту тварь вообще возможно убить?
- И не таких бобров любили, - непонятно, зато убедительно произнес капитан. Но, глянув на моментально покислевшие лица молодых бойцов, усмехнулся, и продолжил, - лет сто назад, правда, чуть поближе к Азову...
- Азов - это где? – тут же встрял неугомонный Збых.
- Верст двести-триста на восток, - пояснил Котодрал, оглянувшись на командира, - Это тот, где степные разбойники пять лет оборонялись от султанского войска? Правильно?
- Правильно. Тот самый городок, - кивнул Мирослав, выпустил клуб дыма, помолчал немного. - Ну так вот, где-то в степях, подальше от нас, ближе к Азову, завелась подобная сволочь. Жрала овец, коров, лошадей. Людьми тоже не брезговала. Многих съела...
Пауза затянулась.
- И?
- А потом приехали два десятка янычаров из самого Стамбула. И они, помолившись всем Богам, про которых помнили, взяли свои ятаганы, да и изрубили ту змеюку на куски. Стамбульские янычары - ребята хваткие, привычные ко многим страстям.
- ... Но редкие сволочи! – глубокомысленно добавил лейтенант. И коснулся шрама, безобразно протянувшегося по левой руке от кисти до локтя. Словно некий повар - шутник хотел срезать одним движением всю мякоть с костей…
Кто-то из молодых судорожно сглотнул.
- Змею проще угробить, чем дракона! – испанец подкрутил длинный ус, - мой прадед собственными руками убил сразу троих драконов в горах Сьерра-де-Гредос! Правда, у них у всех, в брюхе было не мясо невинных девственниц, а обычнейшая трава!
- Ну это понятно, что беднягам пришлось харчиться травой! Откуда в Толедо девственницы?
- Збых, заткнись! Диего, спрячь дагу! – рявкнул Мирослав, остановив грядущее смертоубийство.
Литвин с испанцем обменялись недобрыми взглядами.
«Боже, если ты все же есть небе, - взмолился капитан, - помоги мне саморучно их всех не поубивать!»
- Хорошо, если нашего неведомого дружка действительно сожрала змея, а не кто-либо иной, - вернулся к разговору Мирослав, - Ночные тут тоже водятся. Всякие. Степь – она древняя. Помнит многое…
- Расскажи, - попросил Удальге. Лейтенант вернул дагу на место, но на Збыха таращился кровожадно. Литвин не отставал…
- Да тут и рассказывать особо нечего. Я-то не ученый. Но если не растекаться словесным поносом, то жил здесь задолго до всех библейских времен народ, что приносил в жизнь народов живущих по соседству много доброты, тепла и всяческих чудес. Волосы врагам отрезал вместе с кожею, и возил, прикрепив к седлу. Поговаривают еще, что любимым кушаньем у этих степняков была кровь врага, которую они пили прямо из горла врага, до конца его, в смысле врага, не прирезав. Опять же, якобы могли вражине печенку выгрызть. Но это вряд ли - я пробовал, неудобно - ребра в рожу колют. Послушать ученых про этих самых скифов и выйдет, что они куда хуже турок с маврами. Но так, думаю, и не бывает - агарян переплюнуть трудновато. Да и о том, что творили местные, скорее всего, вранье. В людском обычае приписывать соседям всякие мерзости.
- Может и не врали, - пожал плечами Удальге, - один мой товарищ из Бразилии, тот самый, что из бывших вояк, нечто подобное рассказывал и о тамошних аборигенах.
- Признаюсь, я не верю, что скифы ближе к Ночным, чем прочие люди.
- Шкифы? – не сумел справиться с трудным словом Збых, - герр капитан, а что эти твои «шкифы» знали о змеях?
- О змеях, - задумался Мирослав, - не считая того, что Апи – змееногая женщина, то, можно сказать и ничего не знали.
- Апи?
- Их божественная мать, - выпустил капитан в бархатное небо колечко дыма.
- Знаешь, эль команданте, - тихо сказал испанец, - я начинаю верить в те россказни...
- Эй, мои любезные, выходим до рассвета! - неожиданно сказал Мирослав, - Кто будет зевать в седле – разобью морду!
Банда, ворча и оглядываясь на окружающий мрак, начала готовиться к сну. Вытаптывали траву, расстилали одеяла с плащами - что у кого было…
Капитан, дождавшись того момента, когда заснули все бойцы, кроме тех, чей черед охранять сон товарищей, сам лег у стены и, глядя в небо, слушал как похрустывают угольки в костре. И не заметил, как провалился в сон.
Просьба к читателям - указывайте, пожалуйста, слова и понятия, к которым по-вашему нужна сноска