Круков. Крулевский замок
Король Ливонии Казимеж Смелый тоскливо пялился на витраж. На картине цветного стекла, кто-то из длинной череды ливонских королей браво рубил здоровенным фальшионом огнедышащего дракона. Король голову давал на отгрыз хоть дракону, хоть черному карасю, хоть дикопольскому вовкулаке, что не было у того вояки тогда стольких бед и горестных мыслей. И Казимеж готов был отдать что угодно, лишь бы поменяться с чужим предком местами. И даже был согласен на дракона. Не так уж и страшен ящер, жрущий траву, что твоя корова, закованному в латы мечнику. Огнем-то, дышал разве что витражных дел мастер, пропивая заработанное…
И от таких мыслей рука сама тянулась к бутыли зеленого стекла…
- Ваше Величество! – Осмелился нарушить тягостную тишину гвардеец в наброшенной на плечи волчьей шкуре. – Кнеж Старохацкий!
- А? – вздрогнул Казимеж, - кнеж? Зови, что уж тут… А вы – свободны. Все.
Гвардеец коротко кивнул, как пристало литвинскому лыцарю, что склонять шею непривычен, махнул рукой в кожаной перчатке, усиленной стальными накладками, и пошел к выходу. Вслед за ним вышел и охоронный десяток, сегодня несущий службу в Малом Зале.
Стало тихо. Мух, правда, звенящих крыльями, слышно не было. Но то мух упущенье – сами виноваты, что не в силах залететь столь высоко. Малый Зал-то, в который выходят двери королевских покоев, расположен аж на седьмом поверхе Соколиного Гнезда – дворца королей Ливонии…
Дверь бесшумно отворилась.
- Приветствую, Ваше Величество!
Король кивнул человеку, застывшему у двери Малого Зала. Был тот человек невысок ростом, но широкоплеч. Короткие светлые волосы топорщились, словно колючки у ежа или сосульки, вставшие дыбом, а неожиданно скуластое лицо совершенно не портил старый шрам, перечеркивающий высокий лоб. И черные, будто ночь глаза. Такие же были у Ярины, такие же достались и ее младшему брату
- Приветствую и тебя, Йозеф! С чем пожаловал в столь ранее время?
- Через квадранс – полдень, не такое уж и раннее!
И улыбка у него, точь-в-точь такая же... Только Ярина улыбалась и в глаза и за спиной. В отличие от.
- Кто рано встает, тот не высыпается, - хмуро произнес Казимеж, - Так понимаю, ты зашел не ради того, чтобы пожурить меня за долгий сон?
- Вовсе нет, - улыбка слетела, как и не было ее никогда, - Я всего лишь товарищ короля по заграничным сношениям, и никогда этого не забываю.
- Это радует, - теперь уже улыбнулся Казимеж. Точнее, его улыбка была гораздо схожее с оскалом, нежели с проявлением дружелюбия. Косач оценил бы, мелькнула непрошенная мысль. Эх, пан Вылк, не простишь ты меня и на том свете. Одно радует – ад у нас разный будет. Не пристыдишь. – Ну так, Йозеф, зачем пришел? Или помня одно, забыл прочее?
Йозеф не зря сидел на своем кресле второй десяток лет. Ни на миг не дрогнул, и даже кулаки не сжал, дабы расквасить мерзкую харю наглому корольку. Терпи, паскудник. То ли еще будет.
- Завтра отбывает.
- Кто и куда? – спросил Казимеж, хотя и отлично знал про кого идет речь.
- Про мою дочь. И твою племянницу.
- А… - протянул король, - а я-то думаю, что за заноза у меня засела. А это твоя дочь и моя племянница… И как? Все готово? Подорожные там, придорожные.
Выдержка не подвела Йозефа и сейчас.
- Готово все. Целиком и полностью. И подорожные, и придорожные. И провиант, и все, чтобы всухомятку не потреблять, - шурин короля неодобрительно посмотрел на полупустую бутылку, забытую подле трона.
Казимеж растер рукам и лицо, не забыв и про уши. Прекратил лишь когда все начало гореть огнем.
- Прости, Йозеф. Это все дурные вести. Десять лет как умерла Ярина. Твоя сестра и моя жена. А тут еще… - Смелый махнул рукой, - про Косача ты узнал раньше меня, я прав?
Кнеж Старохацкий только развел руками, не отрывая взгляда от Казимежа. В том взгляде читалось многое. Но еще больше угадывалось.
- Прав, Казимеж, ты как всегда прав.
- Прости, Юзек, – повторил Казимеж, - пан Вылк был моим другом. Одним из очень малого числа. Что ты хотел сказать про Ядвигу?
- Все готово. Сперва на Адессау, после, через Росское море в Черемное, а там и Магриб недалеко.
- Магриб... – протянул король, - Юзек, ты же не был в Магрибе?
Старохацкий мотнул головой и попытался продолжить, но был прерван королем.
- Подожди, зачем такие сложности? А что если через Ракусиию?
Кнеж выдохнул, кротко посмотрел на короля, не в силах понять, то ли тот всерьез несет такую чушь, то ли просто развлекается в связи с изрядным нажратием. Смелый с трудом задавил ехидный смешок.
- Через Ракуссию, дорога по суше. Гораздо дольше. К тому же, в Орсании сейчас очень неспокойно. Да и в Империи не слишком рады видеть литвинов. Пусть даже у нас и мир. Многие помнят про Старый Уговор, пусть даже он и нарушен.
- Точно-точно… Как же я мог забыть? – пробарабанил по подлокотнику трона Казимеж, выбив ритм неприличной строевой песни. Слова товарища по заграничным сношениям об Уговоре он пропустил мимо ушей, – А галуцы?
- Дикополье взялось за них всерьез. Галуцы сидят по своим погребам и молятся своим богам-кошкодавам.
- Значит, у тебя все решено?
- И только так! – на губах кнежа Старохацкого снова появилась улыбка.
- Ну тогда передавай дочери мои пожелания доброй дороги.
- Всенрепременно.
Кнеж Старохацкий вернул своему королю полуулыбку-полуоскал…
Еще немного и брат Ярины выступит против Гнезда открыто. Хотя, почему против Гнезда? Он - часть его. И выступит кнеж исключительно против Казимежа Смелого, который, решив попрать вольности лыцарские и магнатские, удумал кинуть страну свою на поруганье росам. И плевать, что Твери ни Ливония, ни сами литвины, ни даже король Казимеж, не нужен и даром. Росы сидят за кордонами тихо. И плевали они на всю эту грызню. И на весь Мир они тоже плевали. У росов своя игра, и свои пешки… Только голос разума услышать готовы немногие. Особенно, если заткнуть глухоту золотом альвов.
А вот пана Старохацкого надо кончать. За него Ярина не просила.
Интимный разговор о деньгах 2-6
Круков
Двое сидели на залитом солнечным светом балконе. Мужчина и женщина. Скорее, девушка. Мужчину знал каждый – грех не знать товарища короля по заграничным сношениям. С девушкой было сложнее. Она с детства привыкла к одиночеству, и к особой публичности не стремилась. Кому надо, и так узнают, а кому не положено, тот пусть глазами проводит, да и забудет. Не велика птица, не тот размах крыльев.
С другой стороны, оно, может и не к чему, чтобы каждый бродяга в лицо знал. Так жить спокойнее. И дела всякие делать, тоже удобнее. Кто заподозрит, что незамужняя девчонка, с пшеничной косой, уложенной калачиком, не простая горожанка? Вот то-то же! Ходи где хочешь, смотри куда хочешь...
Неизвестно, кто первым предписал, что говорить о тайных делах положено или в подземельях, или, на худой конец, под покровом ночной темноты, надежно скрывающей от незваных свидетелей.
Оттого, разговор, происходящий среди белого дня, не мог вызвать никаких подозрений. Особенно, если знать, что собрались тут не случайные люди, а прямо таки родственники. Что, спрашивается, любящий отец не может поговорить с любимой дочерью
Единственное, что разговор шел вовсе не о свадьбе, что маячила белизной праздничного платья совсем рядом, как мог подумать досужий зевака, знающий дворцовые новости. Говорили о вещах более приземленных, и что скрывать, более грязных. О деньгах, о верных людях, о том, что ошибается пан круль, ох и ошибается… О саблях, мушкетах и орудиях. Об измене говорили, хоть и по иному ее называя. Ну и альвов поминали – как без них-то, когда измена и деньги в одном месте собираются? Никак без рыжих, да наглых не обойтись…
Многое сказано, еще больше вслух не прозвучало, но подумано обоими было. И о прошлое вспоминали, и о настоящем. И о будущем думали. Как бы его так повернуть, чтобы всем досталось. Кому хорошего, кому плохого, а кому и заслуженного.
Расстались чуть ли не затемно. В разные стороны разошлись. Один – указы писать, вторая – с Гнездом прощаться, что домом так и не стало.
Названия эпизодов в дальнейшем прописывать?
