Начавшие уже опадать листья складывались в чудный красно-желтый ковер. Полковник улегся за кустом. Не удержавшись, открутил черную капельку тёрна, раздавил зубами, мимолетно скривившись от кисло-горького вкуса ягоды. Ничо. Вражьей кровушкой зубы прополощем, горло омоем... Из обшитого бархатом футляра, полковник вынул подзорную трубу. Левой рукой осторожно раздвинул ветви, прильнул к бронзовой трубке.
Косач присмотрелся, опытным взглядом старого офицера, готовясь подмечать мелкие детали и деталюшки. Оно, как ведь? Хочешь чтобы сделано было хорошо? Сам делать не лезь - хватит и проверки выполненного. Но разведка не сплоховала, недаром хлеб жуют.
Над устало плетущимся авангардом ветер рвет ткань Да, ключ на щите – Привислянский коронный. Добрый полк, с добрыми командирами и толковыми сержантами. Полковник у них тоже добрый. Спуску по службе не дает, и в рожу заехать не постесняется.
Самого Чупрыну не видно, он где-то в середине грязной и серой змеи, что толстенным брюхом елозит по ужгородскому тракту. Медленно ползет. По всему видно, заморились.
Один из разведчиков тронул Косача за плечо, ткнул пальцем направо. Полковник перевел трубку в указанную сторону. Подкрутил резкость. Тщательно хранимая оптика, за которую было по весу отдано ракушанскими дукатами, послушно отозвалась на ласковое касание хозяйских пальцев.
Рота инрогов. Правильно отметили. Пригодятся. Первейшей целью назначим...
Рядом плюхнулся Скаженный. Довольно ухмыльнулся, будто кот, схарчивший пол-кувшина хозяйской сметаны. Нахально отобрал у Косача трубу, внимательно оглядел тракт, по которому месили грязь пехотинцы.
- Что делать будем? - ротмистр склонился к самому уху, - ждем ночи? И шомполами в ухи перетыкаем?
- Шомполами, оно, конечно, с одной стороны даже хорошо, - задумчиво протянул полковник. - вот только не запамятовал ли пан Бортнич наш разговор под Омелувом.
Усы ротмистра встопорщились сами собой. Будто пану Бортничу молния в сраку шибанула.
- Не ори только! - на всякий случай предупредил Косач. - Разъезды далеко, однакож, могут и услышать.
Скаженный дернул кадыком, словно проглотил что-то противное до безобразия, типа лягушки чего, к примеру.
- Помню, пан полковник, как не помнить?
- Вот и славно, вот и хорошо. - улыбнулся Косач, который, отобрав все же у ротмистра подзорную трубу, снова начал разглядывать неровный вражеский строй. - Думаешь, зря я приказ дал твоих хлопцев приводить? Вот тебе и панцирники. Как на заказ.
- Ну ты и курец!* - беззлобно выругался Бортнич. - Тогда, я до своих, перцу сыпать буду.
- Сыпь поболе. Через две версты тракт поворот делает. И лесок по верху.
- Всех никак не зацепим! - закрутил головою ротмистр, словно ему натер шею узкий воротник. - За раз, в смысле.
- А зачем за раз-то? - не понял Косач. - Твое дело боем связать. А там, как говорится, все будет. И белка, и свисток.
Бортнич расцвел в улыбке, что на его изрезанной физиономии смотрелась до крайности пугающе. Какое дите узрит на ночь глядя - все пеленки перепачкает со страху. Затем, ротмистр кивнул, и огромной ящеркой уполз, беззвучно продираясь сквозь хитросплетение колючих веток, так и норовящих выдрать кусок ткани, а если повезет, то и шкуры.
Косач проводил взглядом спину товарища, протер запотевшее стекло мягкой тряпочкой, и снова уставился на тракт. Полковник наблюдал за противником, прокручивая предстоящую схватку в голове, надеясь обойти все подводные камни заранее, а не тогда, когда будет уже поздно. “Любой, даже самый лучший план живет до первого выстрела.” Очень правильно сказано. Впрочем, тот, кто первым произнес эти слова - Буонопартас - величайший из гибелингов, что чуть было не создал империю, могущую на равным бороться с альвами, все же предпочитал не импровизировать.
Особенно, в первой, по настоящему серьезной схватке. Бортнич рад как ребенок предстоящему. Но ротмистр то ли не понимает, то ли не хочет показать своего понимания.
Нам нельзя проигрывать ни одной битвы. И каждую надо выигрывать так, чтобы восхищенные хлопы и шляхта, что на деле, от хлопов отличается только глупым гонором, охали радостно, били себя по коленям и приходили под черное знамя с золотым волком...
Косач улыбнулся, глядя сквозь ветви. Начавшие уже осыпаться листья не могли скрыть от взора полковника силуэт орла, кружащей в небе.
Мы победим. Потому что иначе и быть не может.
*мужской первичный половой признак
Орсания. 33 версты до Орши 1-20
Верный Дракон ходил под седлом лихого сына Айдара где-то в Степи. Топтал копытами серебристые метелки ковыля, что не до конца еще вбиты в землю дождями. Но замена подобралась неплохая. Свеонская кобылка, прежде ходившая под драгуном. Следовательно, и стрельбы над чутким ухом не боялась, и всяческим кунштюкам была обучена.
Типа того, чтобы распластаться на земле и лежать, пока хозяин в который раз меряет ногами вершину холма. Холм располагался в значительном отдалении от места предстоящих событий. И особой нужды хорониться не было. Если бы Привислянский только-только вышел за ворота, то разъезды Варенухи, кружили бы вокруг полка, отдаляясь на добрую версту. Но устали не только кони, но и люди. Да и все предыдущие дни прошли тихо, без малейших треволнений. Не стреляли из зарослей из пистоля, не ставили на узкой тропке арбалетную ловушку-самострелку. Некому было. Армия мятежного полковника втянула в себя всех, кого можно было, не оставив окрест ни одной горячей головы. Разведка Чупрыны расслабилась, разленилась…
И сейчас, за ошибки малой части, должны были пострадать все.
По левую руку от тракта вздымалась цепочка холмов, кое-где приближающихся вплотную к дороге. На тех холмах в достатке росли всяческие деревья и кусты, дарующие в летнюю жару благословенную тень. Сейчас же, когда от неба ждали не прохлады, но тепла, заросли могли порадовать уставшего путника ягодами тёрна и смородины. Вездесущие птицы не рисковали лезть в колючки, изобильно украшавшие ветви, поэтому, их оставалось еще достаточно.
Как Косач и ожидал, разъезды не стали карабкаться по склонам. Так, проехали, бросив косой взгляд, да сорвав, наклонившись с седла, смородинку-другую. Прожевали, скривившись от кислоты, да поехали себе дальше, погоняя усталых коней. Полковник проводил их взглядом. Пусть едут себе. Два десятка конных не представляют никакой опасности. Да и ждут их в версте, дальше по дороге.
Полк шел себе и шел. Наконец, весь строй, за исключением телег обоза, миновал траверз приметного дубка, назначенного полковником точкой начала. Руки нетерпеливо крутили подзорную трубу. Ну что ты телишься, пан Бортнич? Сейчас же ведь, уйдут супостаты, по пустому месту клепать будешь…
Ротмистр будто услышал мысленный пинок командира. Над холмами взлетел к небу чистый звук трубы. Следом, запоздав на малую долю мига, взревели тулумбасы, чью кожу, будто желая пробить, из-за всех сил лупили вислоусые сигнальщики.
Одновременно с барабанным боем, по ушам ударил стрекот пальбы. Оглушительный, если стоять рядом, выстрел из самопала или инрога, на расстоянии казался несерьезным. Будто ломается об колено сухая ветка. Множество веток.
Холмы сразу же окутались седыми тучами сгоревшего пороха. И оттуда, из густого марева, сбившись на втором уже залпе с общего ритма, продолжили бить самопалы, чей грохот, иногда перемежался взрыкиванием инрогов. Орудия выплевывали длиннющие языки пламени, что доставали, казалось, чуть ли не до самого неба. Ветер, с утра вроде бы поддувавший, вовсе скис. И дым оставлася на месте, лишь сгущаясь.
По уму, если бы на месте Варенухи оказался он сам, то, скорее всего, принял бы единственно верное решение. Как сказал в похожей ситуации пан Хмель, когда его зажал в излучине Лабы пан Штефан, расстреливая из луков: «Вверх по склону и на них!»
Да, карабкаться по кручам под непрерывным обстрелом – паршиво. И очень многие стали подобием ежиков, будучи истыканными стрелами до полного безобразия. Но те, что дорвались до лучников – вырвали, вернее, вырезали победу…
Но Варенуха, то ли был убит удачным выстрелом, то ли в суматохе потерял голову. И полк бессмысленно топтался на месте, истекая кровью. Впрочем, могло быть и иначе – возникшая сутолока не позволила пробиться порученцам, чтобы надавать полную сраку поджопников, растерявшимся поручикам и хорунжим.
Как бы-то ни было, но минут через десять, темп пальбы начал ощутимо проседать. На левом фланге атакующих вдруг оглушительно рвануло. Взрыв был такой силы, что виден был даже через всю накопившуюся гарь. Судя по всему, обмишулился заряжающий, вогнав шелковый мешочек с порохом поверх запыжованного уже ядра… Или же, плохо пробанили ствол, и затаившиеся до поры тлеющие остатки пороха дорвались до лакомой добычи.
И тогда, над полем боя снова заиграли трубы. На это раз, их было значительно больше. Что происходило на холмах, полковник не видел. Но чутье опытного вояки подсказывало, что летят сейчас к небу последние слова молитв, опускаются на лица кожаные маски, и, кто-то, оступившись, матерится, размазывая грязь.
И тут же, на вконец растерявшихся привислянцев, будто жуткие демоны, плотным строем повалили со склонов Безликие. И рвал из глотки хриплый рев: - Гыыыыр на вас!!
Навстречу противнику, более не скрывающемуся за прикрытием дыма, ударил жидкий залп из самопалов. Щелкнуло с полсотни арбалетов, опрокинув на спину пару десятков неудачников, чьи молитвы не дошли до ушей Милостивейшего Айона. А может, небожитель просто не захотел слышать их…
Остальные же, неудержимой лавиной, из которой во все стороны торчали пики и косы, посаженные на древко торчком, зверея от криков и пролитой крови, врубились в ряды пехотинцев Привислянского полка…
Издалека показалось, будто пуля из самопала ударила в арбуз. Только ошметки кровавые во все стороны. Привислянцы не сумели сдержать первый удар. Строй коронных, будто толстая откормленная мышами-полевками да тушканами гадюка, попавшая под безжалостный секач-капусторез ополоумевшей с перепугу хозяйки, развалился на множество маленьких кусочков. Но, распавшись, перестали быть опасными.
Их добивали, не оглядываясь на то, сколько товарищей осталось лежать на тракте…
Обозные попытались было, нахлестывая коней сбежать подальше от бойни. Но не сумели. Выскочили им навстречу всадники, шарахнув по передним возницам безжалостной плетью пистолетного залпа. Больше никто убегать не стал. То ли не рискнули, то ли и мысли такой не возникло.
Косач поднялся на ноги, передал подзорную трубу подскочившему вестовому, свистнул. Кобылка, услыхав сигнал, тут же встала, тряхнув мордой.
- Стреляют еще, – буркнул Язь-охоронец, переминаясь с ноги на ногу, – мало ли что.
- Пока доедем – все и кончится.
- Тоже верно, - не стал спорить с полковником командир охоронной сотни. – Лишь бы они пленных резать не начали. Привислянцы с галуцами часто рубятся, у них хлопцев толковых должно быть много.
Вопрос к уважаемым читателям. Вам какая форма имени больше нравится, более привычный Сигизмунд или аутентичный Жигимонт?