- Что, если мы сыграем их втемную? – рука в тонкой перчатке касается завитка. Белоснежная кожа легко, будто лаская гладит резную фигурку, одиноко застывшую на черно-белом поле.
- Боюсь, требуется слишком много совпадений. И везения. Хоть вы, сир, и отрицаете существования данного понятия.
Cобеседник невозмутим, но что-то в голосе не дает поверить его спокойствию.
- Везение, везение… Упорный труд и умение все просчитывать наперед. Вот и разгадка, - деревянный всадник занимает свое место на клетчатой доске, нацелившись крохотным копьецом на пехотинца, замершего напротив. – Но с другой стороны, всё просчитать невозможно. Поэтому, сегодня я не буду спорить. Кстати, вы согласны, что кусок уж очень велик? И цель зачастую оправдывает средства. А если все сыграть и просчитать предельно точно, то для ошибок не останется места. К тому же, не следует забывать о Гостях. Они, хоть на первый взгляд и глупы, но иногда их разум рождает не только чудовищ, но и подлинные сокровища.
- Выбор за вами, мой господин, прошу только не забыть мои слова, – короткий, почти невидный кивок. И не понять, чего в нем больше. Согласия или скрытого недовольства.
- Никогда не жаловался на память. Особенно в таких делах. Вы свободны, – сомнения подчиненного не остались незамеченными. – К ужину подайте сводку по делам в Орше. Судя по всему, наше воздействие начало приносить плоды.
- Слушаюсь, сир!
- Да, ужин в Малом Ельнике. Нашем Ельнике
Мягко закрылась дверь.
Да, пока что наш Ельник не чета настоящему, тому что в Ольховом Дворце. Но это пока. Надо все сосчитать и продумать. Если играешь на чужом поле и чужими руками – ничего лишнего не бывает.
Орсания. 40 лиг от Орши 1-2
Ждать пришлось недолго. Впрочем, недолго – понятие относительное. Кому и час пытка, а кто хоть неделю пролежит на пузе, пожевывая травинку. Старались отбирать терпеливых. Время знали заранее. Не один день прошел с той поры, как верный человечек принес добрые вести. Человечек, хоть и свой до мозговых косточек, но деньги берет, а значит - работает на совесть. Кто колотит себя пяткой в грудь, и вопит, что мол, сугубо по велению сердца – трепло. Брехун, хуже дворовой собаки.
Ветка качнулась. Мал ворон, да увесист. В чехольчике на лапке пустота. Как и должно. Мастер Краук тоже любит деньги, а значит – не болтлив. Ворон прилетел – цель рядом. Пора готовиться. Окрестные кусты понимающе зашуршали. Готовятся.
Вот и караван объявился. Получаса не прошло. Сперва, конечно, звуки услышались. Возницы кряхтят, злодеи рычат, копыта стучат, да оси скрипят. Прямо песня!
А потом и выкатили из-за поворота. Богат караван, что говорить! Одиннадцать повозок, да в каждой повозке – клетка, а в каждой клетке – битком набито. И все красавцы, как на подбор, один к одному. У кого уха нет, у кого глаза, у кого клеймо на лице: огромное «ЗК». На каждой щеке по букве раскаленным железом поставлено, порохом натерто. Чтобы встретив такого в широком поле, любой подходил поближе. Дабы вилами пырнуть и награду получить. Награда хороша. За обычного беглого злодея корову дают. А тут злодеи не простые – коронные!
Ну а к коронным злодеям, и охрана подстать – десяток верховых гарцует, да два десятка на телегах сидят, по сторонам зыркают глазищами злобственно. Не простые ребята, Внутренняя Стража, те еще цепные псы, злые да клыкастые. Вот только мелочь одну не учли. Волкодавов для того выводили, чтобы волк без добычи не оставался.
Сквозь скрип и топот, что с каждым мигом становились все громче, тихий-тихий, не услышать - кожей почувствовать, свист. И понеслась…
Ррраз! Гудит дерево луков, звенит в напряжении металл арбалетной тетивы, шипит тлеющий фитиль у запальника.
Дввва! Хлопок по коже рукавицы, щелчок арбалета, грохот выстрела тяжелого самопала. Глухой удар падающего тела. То ли крик, то ли всхлип раненой лошади.
Тррри! Шорох клинков, вылетающих из душного плена ножен навстречу не по-осеннему теплому ветру. Царапают доспех колючие ветви можжевельника.
Четыре! Мелькает наконечник копья. Вздыбившись, молотит копытами конь. Таращит глаза стражник, палашом его снизу! Падает, выронив оружие! Застывает, неловко подогнув под себя руки. Радостно вопят злодеи, глядя, как разлетаются замки под крепкими ударами. Захлебываясь смертной тоской, воет кто-то за спиной. Булькает кровь из перерезанных глоток, мерзко хрустит клинок, попадая на кость…
Хмыкает верный товарищ. По-хозяйски окидывает взглядом злодеев. Наблюдает, как те деловито расхватывают оружие убитых стражников:
- Это мы, выходит, у Владзислава нашего цельное стадо со двора увели? Давай, Марек, бросим все, к чертям свинячим, да в магнаты подадимся?
Один из спасенных, тот, у которого обоих ушей не было, и вместо носа - две дырки, обернувшись, подмигивает:
- Что, друже, Франта, решил на братьях гешефту наделать? Так я снова в клетку не пойду!
- Так никто ж и не неволит, друже поручик!
Орша. Харчевня “Кошка и сковородка” 1-3
Вывеску раскачивало шальным ветром, заблудившимся в узких переулках славной Орши – столицы не менее славной Орсании. Размалеванная доска натужно скрипела, но срываться с проржавевших цепей упорно не желала. Наверное, понимала, что недолгий полет завершится купанием в грязи. Вот и летала кошка, убегающая от сковородки, из стороны в сторону. И капли дождя оставляли мокрые дорожки на облупившейся краске.
Рисовал школяр. Неумелый, но старательный любитель ярких красок и крупных мазков. Возможно, из него вышел бы неплохой художник. По крайней мере, пятнистая кошка, улепетывающая от летящей в нее сковородки, вышла замечательно.
Впрочем, мокро и ветрено было снаружи. Внутри, все обстояло совсем наоборот. Конечно, Старого Войцеха не раз ловили на несвежей стряпне, да и пиво у него вовсе не Великопоповецкое, а, скорее, Малосраковское, но в харчевне всегда было натоплено и сухо. А пиво не нравится – хлебай горелку. Она из самого Дикополья, без малейшего обману.
Капрал Внутренней Стражи, Матиуш пил, не чинясь, Малосраковское, добавляя для пущей крепости мутной горелки, щедро плеская из зеленоватой кривобокой бутылки с широким горлышком.
Пожилой стражник окунал седые усы в густую шапку пены, и ни грана радости не мелькало в светло-серых, будто выгоревших глазах капрала. Местная курва, призывно вильнув пухлым бедром, ожгла было вояку игривым взглядом, но отшатнулась, стоило тому поднять голову. Будто на копье наткнулась! Шарахнулась испуганно, снова вильнула обширной задницей, на этот раз разочаровано, и тут же, не пройдя и пары шагов, уселась на колени к смуглолицему, заросшему дурным волосом, купцу из Тавропонтии.
Жилистый кулак с размаху грянул в столешницу, заставив дубовую доску жалобно скрипнуть. Подпрыгнула и свалилась на бок кружка, заливая смесью пива и горелки, и без того грязный стол.
- Твари черножопые! – в никуда рявкнул капрал, снова шарахнув по столу. Бутылка с горелкой подпрыгнула, но устояла, выплеснув лишь малость содержимого. – Твари! Себя продали, нас продали! И дешево как! За миску супу…
- Ты чэго сказал, да?! – как-то даже радостно прорычал тавропонт, неведомо как забредший в далекую от торговых кварталов «Кошку и сковородку». Горячая горная кровь шибанула в голову, хищно раздув ноздри орлиного носа. Почуявшая недоброе шлюшка порскнула в сторону. Маслянисто поблескивая в пламени свечей, со змеиным шипением выполз клыч, указывая кончиком на капрала. – Павтары чито сказал, гётферан!
- Чего тебе повторять-то, маймун чернозадый? – Матиуш грузно поднялся, опрокинув-таки локтем бутылку. Из горлышка с веселым бульканьем полилась горелка, утекая в широкую щель меж досок. – Ты, вон, пиво хлещешь. Курву за жопу хватаешь, трахать ее собрался. А моим ребятам, воронье глаза поклевало. И лисовины с волками лица пообгладывали. А ты, тварь черная, пиво хлещешь, - повторил зачем-то капрал, шагнув навстречу наставленной сабле.
Тяжелая пехотная сабля стряхнула кожуру ножен, и снизу-справа метнулась навстречу изогнутой полоске стали тавропонта.
Свистящий вой разрубаемого липкого воздуха харчевни. Звон столкнувшихся клинков. Противное, чавкающее хлюпанье. И глухой стук выпавшего из мертвой руки оружия.
Тихий и спокойный голос капрала, колоколом прогудевшего в обрушившейся на харчевню тишине:
- Пан Войцех, не обессудь. Не сдержал руку. Веришь, нет, а с Грунвальда тавропонтов не люблю. За разгром с черножопого возьми. У него под сердцем кошель звенел. Угостит, не обеднеет. Ему тратить больше некуда.
Дверь провернулась на петлях, впуская холодный уличный ветер и скрип вывески. Закрылась, оставив за собою тишину застывшей харчевни, проводившей капрала множеством взглядов. Не каждый день увидишь, как рубят человека пополам, вываливая на пол сизые потроха.
- Стражников три полных десятка было. Без одного, – молчание кончилось быстро. И минуты не прошло. – Их, попервой, из кустов стрелами да дробом приголубили. А тех, кто ловкачом оказался, да в сторону отпрыгнул, в сабли взяли. Пораненных дорезали всех. По горлу чик, и все, – рассказчик – невысокий мужичок, весь вечер цедящий единственную кружку пива, провел под подбородком ладонью, испачканной, намертво въевшейся грязью. - А пан Матиуш в тот день, брюхом маялся, намедни подливы обожравшись. Как хворого, в городе и оставили. А его ребята полусотню злодеев Короны после суда на каторгу повезли. И довезли, – землекоп шумно потянул выдохшегося пива. Поперхнулся, тут же получив по спине от сердобольного соседа. – Вот и ходит пан Матиуш, вину вином смыть пытается.
- Сам откуда прознал? – усомнился Старый Войцех, который раз проходясь бархоткой по и без того сияющему боку бронзовой кружки. Мертвый тавропонт так и лежал посреди харчевни, с раскинутыми на полпрохода кишками. Прибирать не спешили. Кому надо - переступит. А ежели брезгливый кто, так за каким в «Кошку» приперся?
- Я всех их вот этими вот руками закапывал! – для убедительности показал ладони похоронных дел мастер. – На Южном погосте, что возле Срибнага Мяста. Дупой чую, мы без работы не останемся.
- Чего так? – вопросил хозяин харчевни, вполглаза наблюдая, как двое кухонных рабочих в кожаных передниках, выволакивают тушку незадачливого купца на улицу, оставляя за ним кровавый след. Не пройдет и квадранса [1], как над телом сомкнутся воды молчаливой Лабы, и валун, привязанный к ногам, утащит бедолагу на дно. Хлопцы из Державного Вопрошения[2] про гостя столицы и не спросят. Потому как не узнают. Зря, что ли, в «Кошке» ни рыбы, ни раков не подают. То-то же.
- Волки вернулись, – дернул худыми плечами землекоп и уткнулся в кружку, врученную ему кем-то из благодарных слушателей. Забегал по шее кадык, наглядно показывая, что владелец, норовит напиться до свинского положения.
- Волки? – удивленно переспросили из дальнего угла, куда не падал свет поредевших после драки свечей. – Это кто такие?
Сосед глупца тут же ткнул его под ребра острым локтем и, проглатывая слова, зашептал в ухо, разъясняя что к чему, и что следует знать гостю Орши, чтобы ему караси уши не объели.
В битве у местечка Грунвальд, тавропонты, подкупленные щедрыми альвами, бежали, оголив правый фланг союзного войска. После чего свеонская конница втоптала в землю, не успевших развернуть строй оршан, щедро удобрив крестьянские поля ясновельможными телами. И лишь наступившая тьма спасла от мечей безжалостных северян немногих счастливцев.
Не успели гонцы докричать вести о разгроме, как в Орше полыхнул переворот. Короткий и кровавый. Паника после тревожных вестей, сутолока ночных беспорядков, и верный человек за спиной, оказавшийся верным, но не тебе… Король умер, да здравствует король! Если честным быть, старый-то, король, не умер. У сынка рука убить не поднялась. Да и слабоват в поджилках оказался. Вот, в тайных подвалах отца скрыть, в тяжелые кандалы заперевши – на это удали молодецкой достало, чтоб его ежи на том свете за мудя кусали!
Престол Сигизмунда Доброго перешел к Владзиславу Молодому. Свеонцы и альвы в город не входили, но за спиной молодого короля мрачной стеной вставала тень их стягов. Вот только многие не захотели чуять, куда дует ветер. Армия и внутренняя стража с первых минут горой встали за Владзислава. Сторонниками нового короля двигали исключительно патриотические чувства, а немедленном повышении довольствия – лишь случайное совпадение, не более! Навет, ясно дело, разве на столь низменном предмете может держаться преданность? Вот гвардейцы же, невзирая на щедро кинутую кость, не приняли самозванца! То есть, Его Величество, конечно!
И первыми встали Злати Вукови, что в переводе с юговского на оршанский значит «Золотые Волки», взлелеянные покойным Сигизмундом сорвиголовы, приходящие под штандарт с волчьей головой со всего света. Оршане, литвины, росы с дикопольцами. Отказа не было никому. Лишь бы веровал в Айона Единого, да меч держал крепко.
Волки оказались не только умелы, но и верны. В плен не сдавались, переговоров не вели и без малейшей жалости резали предателей, коими считали всех, присягнувших Молодому. Погребальный костер, которым Орсания полыхала по Сигизмунду, не угасал три года... И еще четыре, когда остатки гвардейских полков, практически уничтоженные непрекращающейся войной, уже ушли в Ливонию и Дикополье, а волки полковника Косача всё раздували тлеющие угольки. Полковник потерял три четверти состава и двух сыновей из троих. И только потом его следы пропали среди степного ковыля…
Войцех слышал сбивчивый шепот, кивая каждому слову. Выходит, вернулся пан полковник. Да ребят своих взял. Не выпали зубы у старого волка. Помнит доброту Сигизмундову. Знал старый король с кем за одним столом гуся грызть. Волков даже Врангелич поднять не сумел. А пан маршалек[3] тот еще пройдысвит был…
А Владзислав сам дурак. Зря связался с альвами проклятыми да свеонцами. Те спят и видят как бы еще и Орсанию на части разорвать. И отца в оковах держать – вовсе последнее дело. Да и власть королевская, от Айона она, а не из пруда дырявой ложкою зачерпнута. Владзиславу в монастырь дорога, в Ченстохов, грехи замаливать. Вот только ни в жисть радости такой не дождемся. Тот, кто свою тощую задницу на трон умостил, ни за какие кнедлики оттуда не слезет, хоть ты в ту сраку вертелом коли.
Прав могильщик, ох, прав. Будет ему работенка, землицу заступом ворошить. Волки многих загрызут. А там, гляди, и мы подмогнем. Войцех украдкой оглянулся. Нет, не кинулся никто руки крутить, почуявши непотребные мысли. Сидят, пиво дуют, на замытые доски поглядывают.
Не забыл еще, где на чердаке, среди хлама, арбалет прикопан…
[1]Пятнадцать минут
[2] Уголовная милиция
[3] Высшее воинское звание Орсании